Брейк
Время чтения:
20 мин.
У НАС проявлялись следующие симптомы после развода родителей:
- общее беспокойство
- обжорство
- бессонница
- мочеиспускание в постели (энурез)
- проблемы с дисциплиной в школе и в семье
- воровство
- особая раздражительность: МЫ все чаще испытываем чувства страха, беспокойства, печали
- психосоматические симптомы, такие, как боли в желудке, головные боли, угри.
Все эти симптомы сопровождались снижением внимательности и ухудшением
успеваемости НАС.
- У НАС наблюдалось возрастание агрессивного потенциала, который МЫ разряжали на одном из родителей или на других детях.
- После развода родителей МЫ реагировали усиленной зависимостью, а также отставанием социального и эмоционального развития.
- Скандалы между родителями вызывали у НАС большой страх.
- МЫ были свидетелями таких ужасных скандалов, что вспоминая их спустя годы, вспоминаем также, о боли и страхе, которые НАМ тогда пришлось пережить.
- МЫ уже выросли, но всё равно НАС уводят к предразводному периоду и переживаниям, имеющим там место.
- НАШИ родители в ходе супружеских разногласий, сознательно или бессознательно, искали в НАС союзника.
- МЫ очень восприимчивы к перемене настроений родителей и чувствуем, когда один из родителей несчастен и страдает.
- МЫ возлагали на себя роль, терапевтов брака, пытались утешать родителей или одного из них, предпринимали попытки вновь примирить маму и папу.
- МЫ несли подсознательную функцию отвлечения родителей от их проблем и предложение заняться НАМИ сообща.
- Пытаясь достичь этой цели, МЫ старались как можно меньше досаждать родителям и как можно лучше себя вести.
- МЫ страдали больше всего тогда, когда видели родителей несчастными и недовольными.
- Из-за этого МЫ чувствовали себя разочарованными, несчастными, обремененными личными проблемами.
- Для НАШЕЙ матери невыносимо само представление о том, что ее решение разойтись с мужем принесло НАМ, непоправимое страдание.
- Для НАШЕГО отца невыносимо само представление о том, что его решение разойтись с женой принесло НАМ, непоправимое страдание.
- МЫ, вместо того чтобы обогатить и сделать более радостной жизнь наших родителей, наполнив ее смыслом, стали виновником их неудавшейся жизни.
- МЫ любили обоих родителей, и их развод повлёк за собой реакцию переживаний, невротических симптомов.
- Неправильная реакция окружающих на любое НАШЕ раздражение, мешало переработке вызванного обстоятельствами переживания и в результате спровоцировало душевные конфликты.
- У НАС частичная потеря одного из родителей привила к ирритации в душевном равновесии, которая вызвала к жизни невротические процессы с долгосрочным воздействием.
- У НАС, выросших под влиянием матери и/или БАБУШКИ, возникли проблемы с установлением нашей сексуальной идентичности.
- Когда МЫ впервые услышали о разводе родителей, МЫ поняли/осознали/представили, что:
- НАШ отец уходит от нас
- НАША мать уходит от нас
- НАШ отец уходит от нас навсегда
- НАША мать уходит от нас навсегда
- это окончательность
- необратимость
- изменение привычных жизненных обстоятельств.
- МЫ переживали массивную агрессивность по отношению к матери, которая, в наших подсознательных фантазиях, вынудила отца уйти из дому.
- Эта агрессивность оказалась похороненной под внешне особенно добрым и вполне бесконфликтным Нашим отношением к матери.
- МЫ переживали массивную агрессивность по отношению к отцу, которая, в наших подсознательных фантазиях, вынудила мать уйти из дому.
- Эта агрессивность оказалась похороненной под внешне особенно добрым и вполне бесконфликтным Нашим отношением к отцу.
- Вытеснение агрессивности у НАС нашло свое выражение в интеллектуальной области, выразилось в страхе перед (духовным) "насилием".
- МЫ больше идентифицировали себя с матерью, чем с отцом и поэтому наше чувство мужской идентификации было шатким и от этого усиливалась наша пассивность.
- МЫ направляли агрессивные импульсы, из-за уколов совести, против себя самого и под влиянием (нормальных) переживаний переходного возраста все чаще впадали в депрессивные настроения.
- МЫ побеждали свою агрессивность путем образования реакций, уходя из конфликтов, проявляя себя по отношению к другим предельно готовыми к помощи, вплоть до самопожертвования.
- Наша чрезмерная приспособленность к обстоятельствам давалась НАМ ценой больших душевных потерь, которые заявляли о себе частыми приступами мигрени.
- МЫ ощущали, что приносим жертву, которая тяжелее денежных затрат и затрат времени, а именно: постепенного отказа от привычного и хорошо знакомого представления о себе.
- отношение к любимым людям также связано с заметным чувством ненависти
- за отказом от определенной персоны, может быть, обнаружится разочарованное обожание
- люди, вызывающие восхищение, могут являться источником зависти и ревности
- руководимое альтруизмом действие удовлетворяет также часть собственного тщеславия
- страх может соответствовать страстному желанию и опасениям по поводу того, что это желание может исполниться
- под внешним самоуверенным и доминантным поведением между тем скрывается большая неуверенность в себе
- почитаемые и любимые "чистой" любовью люди, такие, как родители, дети, однополые персоны могут быть предметом чувственно возбудимых фантазий
- переносили возбуждающие страх агрессий с любимой персоны на другую, безобидную,
- переносили страхи на другой объект, против которого есть возможность лучше защититься, чем против матери или отца;
- обращали желания в его противоположности (презрение, отвращение);
- расслоение картины, которую МЫ создавали по поводу определенной персоны, в "только добрые" ее части (перед которыми нет необходимости испытывать страх) и в "совсем злые" (которые позволяют быть агрессивным),
- проецировали собственные возбуждения на другую персону
- НАШИ душевные процессы являлись в большей степени противоречивыми, "амбивалентными", что я люблю и ненавижу, что я хочу подчиниться и подчинять других, быть большим и маленьким, мужчиной и женщиной, помогать другим и не забывать себя, я прощаю и желаю мести.
- Наша жизнь была отмечена двумя особенностями: непременной зависимостью от присутствия и любви родителей (Бабушки), с одной стороны, и непременностью своих желаний и побуждений, "влекомостью" ими, с другой.
- Жизнь Другого была отмечена двумя особенностями: непременной зависимостью от присутствия и любви родителей (Бабушки), с одной стороны, и непременностью своих желаний и побуждений, "влекомостью" ими, с другой.
- НАША фактическая и эмоциональная зависимость требовала, чтобы МЫ оберегали расположение родителей к себе, подчиняясь их ожиданиям и требованиям. При этом не так много завесило от того, что "в действительности" родители требовали от НАС, сколько от того, что думали МЫ по этому поводу.
- МЫ были во власти детских влечений, стремились к удовлетворению и удовольствию и не терпя отлагательств.
- МЫ попадали в душевные конфликты, которые были для НАС не просто неприятны или вызывали чувство стыда, а казались в высокой степени опасными.
- МЫ попадали во власть своих чувственных побуждений, любовных желаний, "нарцисстических" потребностей (признания и ценности), агрессивных импульсов и фантазий и не видели возможности удовлетворить эти потребности, не страшась оказаться наказанными, покинутыми или уничтоженными.
- В этих случаях МЫ доходили до душевной реакции побега от собственных влечений, чувств и(или) фантазий: они "вытеснялись", становились подсознательными.
- МЫ вытесняли свои агрессивные желания по отношению к матери и не нуждались больше в отказе от их удовлетворения, поскольку МЫ их больше вообще не испытывали.
- Таким образом конфликт, оказывался вытесненным в НАШЕ подсознание, а его психические составные не устранялись. Вытеснение из НАШЕГО сознательного оставляло им свою силу и они снова стремились в НАШЕ обновленное сознательное, чтобы в конце концов все же добиться удовлетворения.
- МЫ носим в себе часть слабого, зависимого, влекомого и боязливого ребенка, каким МЫ когда-то были.
- НАШИ невротические страдания, такие как иррациональные страхи, сексуальные проблемы, "невротические" (истерические) физические жалобы или депрессии, внутренние принуждения, проблемы самооценки, являются результатом несоответствия между нашими сознательными "взрослыми" и нашими подсознательными переживаниями, чувствами и желаниями и поэтому их следует рассматривать как наследие устрашающих психических конфликтов НАШЕГО детства.
- У НАШИХ родителей было убеждение и надежда на то, что развод не принесет НАМ особенных переживаний.
- Уход Нашего отца из квартиры, развод с нашей матерью МЫ воспринимали как НАШ собственный развод с нашим отцом.
- Уход Нашей матери из квартиры, развод с нашим отцом МЫ воспринимали как НАШ собственный развод с нашей матерью.
- "Но почему он уходит от меня?" – так МЫ воспринимали уход отца.
- "Но почему она уходит от меня?" – так МЫ воспринимали уход матери.
- МЫ были вообще не подготовлены к тому, что наши отношения к обоим родителям, оказывается, зависят от чего-то другого, а не только от обоюдной любви между родителями и НАМИ.
- К Нашей печали по поводу потери отца примешивалась боль от сознания, что МЫ сами не очень важны и недостаточно любимы, чтобы суметь удержать отца дома, несмотря на его ссоры с матерью.
- К Нашей печали по поводу потери матери примешивалась боль от сознания, что МЫ сами не очень важны и недостаточно любимы, чтобы суметь удержать мать дома, несмотря на её ссоры с отцом.
- Это сознание Нашей второстепенности в любовной жизни разводящегося родителя, своей беспомощности как-то помешать разводу приводило к печали и ярости.
- Наша ярость была направлена на мать (виновата в разводе по нашему мнению), когда у НАС появлялось чувство, что родителям важнее их собственные запросы и потребности, чем Наши, что они причиняют Нам эту боль, хотя всегда утверждали, что для них нет на свете ничего дороже Нас, что они, которые всегда играли роль хранителей порядка и долга, вдруг забыли о своем родительском долге.
- Наша ярость была направлена на отца (виноват в разводе по нашему мнению), когда у НАС появлялось чувство, что родителям важнее их собственные запросы и потребности, чем Наши, что они причиняют Нам эту боль, хотя всегда утверждали, что для них нет на свете ничего дороже Нас, что они, которые всегда играли роль хранителей порядка и долга, вдруг забыли о своем родительском долге.
- Наша ярость была направлена на обоих родителей, когда у НАС появлялось чувство, что родителям важнее их собственные запросы и потребности, чем Наши, что они причиняют Нам эту боль, хотя всегда утверждали, что для них нет на свете ничего дороже Нас, что они, которые всегда играли роль хранителей порядка и долга, вдруг забыли о своем родительском долге.
- МЫ не могли простить своему отцу то, что он оставил семью из-за другой женщины.
- МЫ не могли простить своей матери то, что она оставила семью из-за другого мужчины.
- МЫ идентифицировали себя больше с отцом и направляли всю свою злость и разочарование против матери, которой бросали упреки, дескать, выжила из дому отца и таким образом отняла его у НАС.
- МЫ идентифицировали себя больше с матерью и направляли всю свою злость и разочарование против отца, которому бросали упреки, дескать, не мог удовлетворить и выжил из дому мать, и таким образом отнял её у НАС.
- МЫ ненавидели поочередно, то отца, то мать, а то и обоих одновременно за причиненное НАМ зло, обиды, унижения, страхи, чувство вины.
- МЫ предъявляли себе обвинения по поводу развода родителей.
- Часть тех обвинений, которые МЫ предъявляли к родителям или к одному из них, являлись только защитой от чувства НАШЕЙ собственной вины.
- МЫ хотели обвинить другого с тем, чтобы освободить себя от чувства вины.
- МЫ были застигнуты разводом родителей врасплох и вдруг начали понимать, что отношения и конфликты родителей имеют для тех гораздо большее значение, чем их отношение к НАМ.
- Это явилось большой неожиданностью для НАШЕГО эгоцентризма, для представления о том, что именно МЫ является центром мироздания.
- МЫ долгое время различными путями сохраняли иллюзию, что именно МЫ являемся важнейшим любовным партнером родителей.
- МЫ понимали развод как провал своих собственных отношений с покинувшей семью матерью и воспринимали себя любовным партнером, потерпевшим неудачу.
- МЫ понимали развод как провал своих собственных отношений с покинувшим семью отцом и воспринимали себя любовным партнером, потерпевшим неудачу.
- У НАС подобные ощущения вины объясняли потерю чувства собственной полноценности, которая сопровождалась чувством покинутости.
- Наши фантазии вины во многих случаях усиливались воспоминанием о том, что значительная часть ссор между родителями затрагивала вопросы воспитания, а значит, вращалась вокруг НАС.
- МЫ начинали воспринимать себя в качестве реальной причины родительского конфликта.
- Для НАС это являлось достаточным основанием, чтобы приписывать себе частичную вину в разводе родителей.
- МЫ пытались играть роль примирителей в конфликтах между отцом и матерью:
- МЫ умоляли родителей помириться
- МЫ умоляли родителей не ругаться
- МЫ умоляли родителей пожалеть НАС
- МЫ умоляли родителей пощадить НАС
- МЫ всеми силами пытались обратить на НАС внимание.
- МЫ умоляли родителей быть вместе
- МЫ умоляли отца не уходить
- МЫ умоляли мать не уходить
- МЫ умоляли отца не бить мать
- МЫ умоляли мать не бить, кусать отца
- МЫ рыдали и ничего не могли поделать с происходящим
- МЫ ненавидели родителей на такое отношение к НАМ
- Развод явился доказательством крушения НАШИХ попыток.
- МЫ чувствовали себя задетым, раненым, в высшей точке своего гнева и не хотели видеть отца, желая, чтобы он исчез, умер.
- МЫ чувствовали себя задетым, раненым, в высшей точке своего гнева и не хотели видеть мать, желая, чтобы она исчезла, умерла.
- С уходом матери превратились в реальность Наши архаические страхи перед разлукой и потерей любви.
- С уходом отца превратились в реальность Наши архаические страхи перед разлукой и потерей любви.
- Эти страхи сопровождали все НАШИ инстинктивные конфликты и являлись двигателем культурной приспособляемости.
- Вследствие этого развод представлялся НАМ наказанием, расплатой за плохое поведение, за недостаточные успехи, за, запретные мысли.
- МЫ считали, что запреты, заповеди и лишения, исходящие от родителей, являются только знаком недостаточной любви с их стороны, что в свою очередь порождало страх и ярость.
- Такие приступы Наших страхов и ярости, быстро проходили и потребность в любви снова возвращалась, как и сама любовь. Но оставался страх, что злые желания могут превратиться в явь и (или) привести к расплате.
- МЫ находили доказательства необоснованности подобных страхов: мама и папа остаются вполне досягаемыми, они живы, выглядят непострадавшими от НАШЕГО гнева.
- На основе этого опыта, МЫ учились делать различие между фантазиями и реальностью и преодолевали фантазии о собственном всемогуществе.
- Чувство вины за развод родителей порождало у НАС страх, страх перед расплатой и страх перед силой собственной власти, страх после отца потерять также и мать (или наоборот).
- МЫ не чувствовали себя соучастниками в причинах развода, и тем не менее испытывали тяжелое беспокойство.
- МЫ чувствовали, что не имеем ни малейшего влияния на надвигающиеся обстоятельства, радикальные изменения в жизненных отношениях, которые несут в себе угрозу.
- У НАС появлялись вопросы:
- "Буду ли я папу (маму) еще видеть?
- "Где мы будем жить и где он?'',
- "Как я смогу найти папу (маму), если я еще не могу один ездить на трамвае?",
- "Кто будет зарабатывать деньги, чтобы мы могли купить еду?",
- "Что будет с моими друзьями, если мы должны будем переехать в другой район или в другой город?",
- "Кто позаботится о моем хомячке, можно ли мне будет взять его с собой?",
- "Что я скажу в детском саду, если папа (мама) не будет меня больше забирать?"
- НАМ объясняли причины развода родителей:
- "Мама и папа не понимают друг друга, много ругаются и не любят больше друг друга, как любили прежде
- НАШИ родители не объясняли НАМ причины развода, не давали понять, что не хотят причинить НАМ зла, а наоборот, хотят все сделать, чтобы НАМ помочь, тем самым не давали НАМ возможность преодолеть большую часть НАШЕГО чувства вины.
- МЫ делали вывод: "Если мама не любит больше папу и уходит от него (или отсылает его прочь), может быть завтра или послезавтра она точно так же не будет любить меня и точно так же уйдет от меня (или отошлет прочь от себя)".
- МЫ делали вывод: "Если отец не любит больше маму и уходит от неё (или отсылает её прочь), может быть завтра или послезавтра он точно так же не будет любить меня и точно так же уйдет от меня (или отошлет прочь от себя)".
- Мы думали о том, что между отцом и мамой тоже часто бывают ссоры, и именно ссоры и привели родителей к тому, что они больше друг друга не любят.
- Эти раздумья (сознательные или подсознательные) являлись причиной НАШЕГО поведения после развода, когда МЫ стремились избегать конфликтов, свои запросы и свою агрессивность отодвигали на задний план, чтобы уменьшить опасность оказаться покинутыми.
- У НАС преобладала печаль, гнев.
- МЫ мучили себя укорами совести.
- От панического страха, что МЫ можем потерять также и мать, даже не думали о том, чтобы печалиться или злиться из-за ухода отца.
- От панического страха, что МЫ можем потерять также и отца, даже не думали о том, чтобы печалиться или злиться из-за ухода матери.
- Печаль, болезненные ощущения, ярость, вина и страх - все это как типичные, так и нормальные НАШИ реакции на развод родителей.
- Печаль помогала НАМ примириться с пережитой потерей и печаль - за исключением депрессий - позволяет себя утешить.
- Будучи грустным, МЫ вызывали у окружающих потребность сделать для НАС что-то доброе. Грусть позволяла НАС утешить и в конце концов она уходила, если МЫ вновь убеждались в том, что МЫ по-прежнему очень много значим для мамы и для папы.
- Ярость- это аффект, который вступал в силу только тогда, когда МЫ переживали очень большое разочарование, чувствовали себя разочарованным в отношении персоны, от которой ожидали чего-то приятного, удовлетворения и любви.
- Ярость имела также значение борьбы против "злой" части объекта/НАС или самого объекта/НАС с тем, чтобы восстановить "хорошие" отношения с объектом/НАМИ.
- МЫ реагировали на развод, потому что он являлся настолько решающим событием в жизни, что никакой любящий человек не сможет остаться равнодушным.
- В конце концов МЫ поняли, что развод хотя и заставил мир пошатнуться, но не опрокинул его.
- В конце концов МЫ не поняли, что развод хотя и заставил мир пошатнуться, но не опрокинул его.
- Известие о том, что мама не будет больше жить вместе с НАМИ, вызвало психические реакции, далеко выходящие за рамки чувств печали, ярости, вины, страха.
- Известие о том, что папа не будет больше жить вместе с НАМИ, вызвало психические реакции, далеко выходящие за рамки чувств печали, ярости, вины, страха.
- МЫ идентифицировали себя с отцом.
- МЫ идентифицировали себя с матерью.
- Идентифицировать себя с отцом означало для НАС частично быть с ним сросшимися, подсознательно фантазировать: что МЫ действительно отец, жить "через" отца и переживать, как отец.
- Идентифицировать себя с мамой означало для НАС частично быть с ней сросшимися, подсознательно фантазировать: что МЫ действительно мама, жить "через" маму и переживать, как мама.
- Идентификация выражалась в чувстве "мы", которое МЫ принимали в себя. Путем идентификации МЫ присваивали себе часть объекта, с которым МЫ себя идентифицировали.
- Для НАС отец был живым воплощением всего того, что придает жизни смысл: он был обладателем роста, силы, власти, разума и любви к матери в сочетании с восхищением ею. Отец обладал всем тем, в чем МЫ сами так мучительно нуждались.
- Только благодаря идентификации с отцом НАМ удавалось не падать духом по поводу своей слабости и маленького роста и преодолевать страх перед теми, кто был старше и сильнее НАС.
- Отец гарантировал НАМ необходимое эмоциональное прикрытие в отношении матери, что позволяло НАМ хотя бы частично чувствовать НАС защищенными от ее строгости.
- Идентификация давала НАМ возможность сосуществовать с болезненным сознанием, что мать обращается с НАМИ как с маленьким ребенком и доминирует над НАМИ, и все же сохранять НАШУ мужественность.
- Потерять отца для нас означало не просто потерять любимого человека. Жить дальше без отца означало для НАС потерять самого себя.
- Отец в известном смысле забрал с собой хорошие и сильные части НАШЕЙ личности.
- МЫ остались маленьким существом, обижаемыми и дразнимыми во дворе и в школе и чувствующие себя в полной зависимости от чересчур заботливой матери.
- Потеря отца означала для НАС также потерю будущего, а именно, в НАШЕМ становлении мужчиной, поскольку у НАС отняли возможность уже сейчас, путем идентификации с отцом, таковым себя ощущать.
- Развод НАС кастрировал и таким образом сделал действительностью эдиповы и предэдиповы опасения.
- В этих обстоятельствах НАША печаль превращалась в растерянность, чувство вины обращалось к фантазии о самоуничтожении и на место страха вступало чувство поражения.
- Отец с момента НАШЕГО рождения принимал участие в уходе за нами.
- Ссоры между родителями обременяли НАС.
- Отец для НАС заменил также и мать, что после его ухода из семьи вызвало в НАС чувство одиночества.
- Поскольку во время ссор родителей МЫ внутренне всегда становились на сторону отца, теперь МЫ стали бояться матери, что отнимало у НАС надежду вновь завоевать ее любовь.
- Отца МЫ начали страстно ненавидеть за причиненную НАМ боль, как страстно перед этим его любили.
- Мать МЫ начали страстно ненавидеть за причиненную НАМ боль, как страстно перед этим её любили.
- Развод отнял также у НАС часть нашей личности, а именно, чувство защищенности, чувство, что МЫ любимы и веру в собственную способность любить.
- Любить и быть любимым — это для НАС условие существования.
- МЫ, наш взгляд, потеряли способность к любви.
- МЫ были так поражены разводом, что не могли на него реагировать ни печалью, ни яростью.
- МЫ были непосредственно травмированы им, чувствовали себя сраженными, беззащитными и беспомощными, так чувствует себя голодный младенец, который просыпается один в своей кроватке и на его крик никто не приходит, чтобы покормить или, как минимум, его утешить.
- Травма оставила после себя глубокие раны.
- МЫ больше не тот ребёнок, которым когда-то были.
- МЫ реагировали не на обстоятельства и события, а на чувства, на пугающие фантазии, которые пробуждают к жизни эти события.
- Жизнь изменилась для НАС в страшную сторону.
- НАМ отовсюду грозит опасность.
- Главное для НАС скрыть свою беззащитность, компенсировать ее или постоянно сопротивляться.
- МЫ воевали против одноклассников, причиняли им серьезные ранения, кичливым образом отказывались выполнять требования учительницы, мать МЫ просто не замечали, то обращались с ней как с Ужасным чудовищем, в приступах ярости кидались на нее пли закрывались в своей комнате.
- МЫ вели себя так, будто освободилась от всяких обязательств любви.
- МЫ делали то, что НАМ хотелось в настоящий момент, чувств других людей МЫ просто не замечали.
- Выглядело это так, словно МЫ полностью отгородились от всех окружающих и пытались выжить в совершенном одиночестве, как Робинзон.
- МЫ постоянно находились подле матери, слушали её разговоры, что бы точно знать что она нас не покинет.
- МЫ постоянно находились подле отца, слушали его разговоры, что бы точно знать что он нас не покинет.
- МЫ не могли понять, как это может быть, что отец смог НАС покинуть, несмотря на то, что любит НАС, как уверял перед уходом; думали о том, как МЫ должны вести себя в выходные при встрече с ним, чтобы не ранить ни отца, ни мать.
- МЫ не могли понять, как это может быть, что мать смогла НАС покинуть, несмотря на то, что любит НАС, как уверяла перед уходом; думали о том, как МЫ должны вести себя в выходные при встрече с ней, чтобы не ранить ни отца, ни мать.
- МЫ думали о том, как это было чудесно, когда мама и папа сидели у НАШЕЙ кроватки вместе.
- МЫ знали что у НАС есть и мама, и папа, которые НАС любят.
- Теперь МЫ не испытываем, как прежде, страха, когда мама выходит куда-нибудь вечерами, хотя и не позволяем себе заснуть до тех пор пока она не вернется.
- Теперь МЫ не испытываем, как прежде, страха, когда отец выходит куда-нибудь вечерами, хотя и не позволяем себе заснуть до тех пор пока он не вернется.
- МЫ снова взяла "свою жизнь в руки".
- МЫ чувствовали себя жалким и беспомощным.
- Родители и Бабушка вечно обсуждали кто во всём этом виноват.
- МЫ были злы на своих родителей, потому что они считали себя такими важными.
- НАМ казалось, что о НАС никто и не думал.
- После разводы МЫ стали ненавидеть праздники (дни рождения, Новый Год.) из-за того, что НАШИ родители не были вместе и больше не получали удовольствия от подарков.
- МЫ вынуждены были сделать тяжелое открытие, что НАША жизнь изменилась, но она продолжается.
- МЫ воспринимали известие о разводе как шок, хотя на протяжении долгого времени были постоянными свидетелями конфликтов родителей.
- МЫ надеялись, что все еще может наладиться.
- Чувство вины и страх перед потерей любви приводят к тому, что Отец дал НАМ слишком короткое, просто беглое объяснение развода, выполняя исключительно свой долг.
- Чувство вины и страх перед потерей любви приводят к тому, что Мать дала НАМ слишком короткое, просто беглое объяснение развода, выполняя исключительно свой долг.
- Нашего Отца, в отличие от матери, вовсе не волновал тот факт, что его уход отразится болью на НАС.
- Нашу Мать, в отличии от отца, вовсе не волновал тот факт, что её уход отразится болью на НАС.
- МЫ оставались одни со своими чувствами, и прежде всего со своими неутешительными фантазиями, которые не находят никакого выхода (например, в объяснениях, утешении, направлении в нужное русло).
- Отец, чтобы освободиться от своей части вины по отношению к НАМ, перекладывал вину на мать.
- Мать, чтобы освободиться от своей части вины по отношению к НАМ, перекладывала вину на отца.
- Наша мать прямо спросила НАС: "Ты хочешь, чтобы я ушла ушел?" МЫ в рыданиях отрицательно качали головой, та советовала: "Ты должен сказать отцу и всем, кто тебя спросит, что ты не хочешь потерять своё мать!"
- НАС просили/заставляли взять и стереть образ отца, которого МЫ, несмотря на все его недостатки, горячо любили и восхищалась им, вычеркнуть его из своей жизни и перестать любить.
- НАС просили/заставляли взять и стереть образ матери, которую МЫ, несмотря на все её недостатки, горячо любили и восхищалась им, вычеркнуть его из своей жизни и перестать любить.
- МЫ не верили в то, что наша бабушка говорила про МАТЬ.
- МЫ не верили в то, что наша бабушка говорила про ОТЦА.
- МЫ не верили в то, что наш отец говорила про МАТЬ.
- МЫ не верили в то, что наша Мать говорила про ОТЦА.
- МЫ потеряли всякое доверие к взрослым.
- МЫ потеряли веру в непрерывность отношений вопреки временному расставанию.
- МЫ развивали в себе стиль жизни, при котором МЫ постоянно проявляли потребность контролировать МАТЬ, чтобы совладать со страхом её потерять.
- МЫ развивали в себе стиль жизни, при котором МЫ постоянно проявляли потребность контролировать ОТЦА, чтобы совладать со страхом его потерять.
- Наши родители в момент необходимости информировать НАС о разводе действительно чувствовали себя как провинившиеся дети, они испытывали желание уйти от ответственности, пощадить себя, найти отговорки, обвинить других, скрыть и т.д.
- В этот момент МЫ сильно нуждались, чтобы именно этим неуверенным, но тем не менее "взрослым" родителям, которые в состоянии отвечать за то, что они делают, можно было доверить НАШЕ, казавшееся в этот момент таким неверным, будущее.
- НАШИ родители с чистой совестью взяли на себя ответственность за причиненную НАМ боль.
- НАШИ родители с чистой совестью не взяли на себя ответственность за причиненную НАМ боль.
- НАША бабушка с чистой совестью не взяла на себя ответственность за причиненную НАМ боль.
- Момент развода был для НАС жутко болезнен и ввергал НАС в душевный кризис. И ведь это именно родители создали такую ситуацию и именно они повинны в НАШИХ страданиях.
- МЫ были пассивно предоставлены своим страхам и они бы еще более возрастали из-за чувства беспомощности.
- Наши родители не понимали, что Наше поведение в душевных реакциях связано с разводом, не понимали взаимосвязи поведения с упреками и критикой родителей, их раздраженностью, недостатком терпения с их стороны по причине проблем, которые переживают сами родители.
- Вместо того чтобы рассчитывать на помощь, МЫ становились все более одиноки, тем самым усиливались специфичные для развода аффекты и страхи становились все больше.
- У НАС ощущение неудачи влекло за собой потерю чувства собственного достоинства и веры в себя. Появлялось сомнение в НАШЕЙ способности вообще иметь полноценные отношения, быть любимым, уметь достигать поставленные цели, когда-нибудь найти нового партнера. Эти чувства соединяются со страхом, что МЫ недостаточно привлекательны в отношении интеллекта или внешне, а также со страхом перед старостью и одиночеством.
- Семейные перегрузки приводили к тому, что мать даже в свободное от работы время меньше могла заботиться о НАС, чем прежде.
- Семейные перегрузки приводили к тому, что отец даже в свободное от работы время меньше мог заботиться о НАС, чем прежде.
- МЫ раздражаемся или упрямимся, когда хотим что-то получить, медлительны по утрам, недовольны едой, ворчим из-за провалившегося похода на каток, не желаем мыть голову или чистить зубы и т.д.
- Недавно разведенная мать склонна к раздражительным реакциям, может легко накричать на НАС, удариться в слезы, наказать НАС там, где прежде обходилась одним только замечанием или серьезно беседовала с НАМИ по поводу возникшей проблемы.
- Родители являются по отношению к НАШИМ потребностям агентами реальности, МЫ начали их рассматривать в качестве представителей этой враждебной системы, и они будут восприниматься НАМИ как враги, что подвергло бы постоянной опасности чувство, что МЫ любимы.
- МАТЬ не пыталась помочь НАМ преодолеть разочарования — утешить НАС, найти компромисс, предложить потерянному удовольствию что-то другое, быть в зоне досягаемости для НАС, постоянно доказывать НАМ свою любовь, терпение, снисхождение, показывать НАМ, что все НАШИ страхи, рождающиеся в связи с разводом, не имеют под собой никакой почвы и что жизнь продолжается.
- Отец не пытался помочь НАМ преодолеть разочарования — утешить НАС, найти компромисс, предложить потерянному удовольствию что-то другое, быть в зоне досягаемости для НАС, постоянно доказывать НАМ свою любовь, терпение, снисхождение, показывать НАМ, что все НАШИ страхи, рождающиеся в связи с разводом, не имеют под собой никакой почвы и что жизнь продолжается.
- Бабушка не пыталась помочь НАМ преодолеть разочарования — утешить НАС, найти компромисс, предложить потерянному удовольствию что-то другое, быть в зоне досягаемости для НАС, постоянно доказывать НАМ свою любовь, терпение, снисхождение, показывать НАМ, что все НАШИ страхи, рождающиеся в связи с разводом, не имеют под собой никакой почвы и что жизнь продолжается.
- Главное, что было нужно НАМ, это мать, которая теперь одновременно — и мать, и отец, переполненная любовью и в то же время надежная, как скала, чтобы защитить от опасностей, которые угрожают не только извне, но и из освободившихся НАШИХ самоуничтожительных импульсов.
- МЫ были зол на свою мать, не хотели ничего о ней слышать.
- Чем опаснее казался НАМ конфликт, тем менее МЫ в состоянии его переносить, тем массивнее восстают НАШИ отчаяние и гнев.
- Этим объясняются НАШИ экстремальные колебания в подобной ситуации между любовной, нежной ласковостью, полным понимания сочувствием, с одной стороны, и крайне ранящими порывами ярости и откровенно враждебным поведением, с другой.
- МЫ являлись, по сути, сиротами развода.
- МЫ обвиняли мать в том, что любимый папа нашел себе подругу.
- МЫ обвиняли отца в том, что любимая мать нашла себе подругу.
- Мать была глубоко ранена НАШИМИ упреками и отсутствием солидарности с НАШЕЙ стороны и не в состоянии была справиться ни с нашей агрессивностью, ни с собственной злостью по отношению к нам.
- Предположение, что мать больше не будет любить НАС, как раньше, подтверждалось ежедневными агрессивными ссорами, отчего возрастал страх навсегда остаться со "злой матерью".
- Вместе со страхом росло и чувство вины из-за НАШЕЙ ярости и любви к отцу.
- МЫ проектировали свою ярость на мать, в результате чего та казалась НАМ еще "опаснее" и "злее".
- Проекция и реальная агрессивность отношений "мать — МЫ" привели в конце концов к разделению в материнской репрезентации на "совсем хорошую" и "совсем злую", причем добрая мать все чаще и чаще была недосягаема для НАС, а рядом оставалась только злая.
- МЫ относились к матери как к врагу: МЫ кричали на мать, ругали ее, кидались на нее или убегали.
- Послеразводный кризис привел НАС к изменению общей психической организации.
- Перед потребностями НАШЕГО тела меркнет взрослый мир планов, внимания и ответственности и появляется желание, чтобы тебя побаловали, хочется услышать доброе слово, лечь в свежую постель, испытать счастливое чувство защищенности — все то, что, как правило, предназначено детям.
- У НАС усиливались агрессивные тенденции — упрямство, приступы гнева; известно, что ребенок, который злится и кричит, может добиться от родителей больше, чем тот, который просит.
- Таким образом ребенок МЫ открывали для себя — применение власти как средство борьбы со страхом.
- МЫ видели мир глазами брошенного ребенка, который чувствует себя зависимым от чужих "злых" персон и вели себя соответственно.
- Послеразводный кризис закончился для НАС инфантильным неврозом — это цена вновь достигнутого равновесия, причем в данном случае под "равновесием" понимается усмирение тайных страхов.
- МЫ травматическим отреагировали уже на сам факт развода и не только предавались скорби и гневу по поводу того обстоятельства, что МЫ больше не будем жить вместе с отцом и матерью, а просто не могли себе представить такой жизни.
- МЫ направляли большую часть нежных, сексуальных, обладательных стремлений на мать.
- МЫ чувствовали обострение психических конфликтов, которое выражалось развитием невротических симптомов, таких, как прежде всего недержание мочи, истерические приступы страха и фобии, характерные изменения в поведении, например, сильно выраженная общая готовность к реагированию, боязливость и робость, покорность, склонность к депрессивным настроениям, недостаточная способность к аффектам и фантазированию.
- Страхи, которыми МЫ реагировали на развод, это всегда страхи перед чем-то, а именно, перед совершенно конкретной опасностью: это страх, что МЫ никогда больше не увидим папу, что они могут ранить или потерять маму, страх перед расплатой и так далее.
- Дети разводов временно живут в ирреальном, чудовищном мире.
- МЫ переживали посещение или возвращение к ОТЦУ как предательство по отношению к матери.
- МЫ переживали посещение или возвращение к МАТЕРИ как предательство по отношению к отцу.
- После развода МЫ нуждались в покое родителей.
- МЫ должны были сами убедиться в том, что в состоянии жить в этом новом мире, не прибегая к большим вооружениям и без постоянной готовности к борьбе.
- НАША мать думала: У отца ему разрешается все, а я, получается, злая.
- НАША мать боялась, что в результате ограничений она будет менее любимой НАМИ, и страх этот тем больше, чем меньше переработано чувство вины, связанное с разводом.
- МЫ жалели мать, жалели отца, видели как им больно и тяжело.
- МЫ больше идентифицировали себя с отцом, поскольку чувствовали себя жертвой матери.
- МЫ больше идентифицировали себя с матерью, поскольку чувствовали себя жертвой отца.
- МЫ ненавидели мать по той причине, что она отослала отца прочь, отняла у него ребенка, но отец является покинувшим, тем, кто в действительности позволил отослать себя прочь без того, чтобы — в силу своей любви к НАМ — противостоять разлуке.
- Развитые против отца раздражения, которые должны были бы служить преодолению обиды, чувства вины и страхов, на самом деле обостряли НАШИ психические проблемы.
- Развитые против матери раздражения, которые должны были бы служить преодолению обиды, чувства вины и страхов, на самом деле обостряли НАШИ психические проблемы
- У НАС назревали нарцисстические проблемы вместе с затрудненной сексуальной идентификацией, обострялась реальность с братьями и сестрами, росло чувство вины по отношению к опекающему родителю, на НАС обрушивались большие нагрузки и меньшая вероятность проникновенности со стороны одинокого родителя.
- МЫ ДУМАЛИ: виноват ли я как ребенок перед отцом, так как радуюсь, что могу жить с мамой, или я перед родителями или перед судом должен ясно сказать: "Я не хочу к папе, я хочу остаться с мамой!
- МЫ можем направлять страх на собственные агрессии, что, вероятно, создало нам проблемы в жизни так, что МЫ будем бояться показать раздражение или гнев по поводу пережитых неудач и несправедливости; раздражаемся, но не осмеливаемся проявлять свое раздражение и активно защищать свои интересы.
- МЫ направляли агрессивность против своей собственной персоны и постоянно чувствовали себя виноватыми или отражали чувство вины депрессивными настроениями;
- У нас
образовалась склонность к своего рода "перманентной агрессивной готовности к
упреку", так что даже безобидное разочарование приобретает формы изначальной
("травматической"
неудачи, и МЫ
реагировали на него (для стороннего наблюдателя) непомерной агрессивностью. - Поворот к агрессивности в экстремальных случаях приводил к ненависти к самому себе, тяжелым депрессиям и стремлению к самоуничтожению.
- У НАС были долгосрочные нарушения, такие как проблемы чувства собственной полноценности.
- МЫ чувствовали себя брошенными и недостаточно любимыми.
- НАМ не удалось удержать семью вместе и МЫ не были достаточно важны для того, чтобы родители могли принести НАМ в жертву свои личные интересы и желания.
- Вместе с ушедшим отцом МЫ потеряли важную часть своей личности, объект идентификации, на который МЫ могли равняться, или того любовного партнера, который мог для НАС отражать нашу привлекательность и ценность.
- Вместе с ушедшей матерью МЫ потеряли важную часть своей личности, объект идентификации, на который МЫ могли равняться, или того любовного партнера, который мог для НАС отражать нашу привлекательность и ценность
- МЫ не уверены в своей сексуальной идентичности и чувствуем, что не можем для отца заменить недостающего партнера;
- МЫ чувствуем себя никчемными и неполноценными, когда родители кажутся несчастными;
- Наше чувство вины заставляет нам бояться совершения новых ошибок
- МЫ вынашиваем, бремя ощущений, что МЫ недостойны любви, и страх снова потерпеть неудачу.
- Проблемы появляются у НАС уже в детстве, в отношениях с "себе подобными", с другими детьми, позднее — в общении с подростками и, наконец, — в профессиональной и общественной жизни. С одной стороны, это связано с упомянутой проблематикой собственной полноценности, которая ведет к тому, что МЫ чувствуем себя побежденными и поэтому либо избегаем конкуренции, либо вынуждены постоянно доказывать свое превосходство.
- НАМ стыдно, что жили в неполноценной семье.
- "Внутри" МЫ были одиночкой. У НАС всегда присутствовало чувство, что на самом деле МЫ безразличны другим, что окружающие все вместе настроены против НАС и МЫ вынуждены постоянно вновь и вновь завоевывать симпатии окружающих.
- У НАС неспособность поддерживать никакие другие отношения, кроме партнерских, стоит на первом плане. В экстремальных случаях это ведет к мучительной ревности ко всем и ко всему, что имеет значение для любимого человека вне этих отношений.
- Наше страдание было обусловлено не только сиюминутной болью из-за распада семьи; в нем нашли свое выражение и горе от того, что утеряна привычная до сих пор структура семьи, и страх перед неопределенным будущим, которое ожидает нашу недавно уменьшившуюся на одного человека семью.
- Стремление справиться с душевной мукой иногда сочеталось у НАС с попытками скрыть ее от стороннего наблюдателя из-за острого чувства стыда.
- МЫ стыдились развода родителей и разрыва отношений в своей семье; зная, насколько обыденное явление - развод, МЫ тем не менее стыдились родителей и их поведения и лгали из преданности им, чтобы скрыть случившееся.
- НАМ было стыдно признаться, что уход отца подразумевает его отказ от НАС, а это, с нашей точки зрения, означает, что они недостойны любви.
- НАМ было стыдно признаться, что уход матери подразумевает её отказ от НАС, а это, с нашей точки зрения, означает, что они недостойны любви.
- Руководствуясь столь сложным желанием избежать позора и сохранить верность родителям, МЫ лгали самоотверженно.
- МЫ почувствовали, что мир пошатнулся и привычные ориентиры в нем оказались смещенными или вообще исчезли. МЫ связывали это с нашим пониманием, кто МЫ есть и кем станем в будущем.
- Образ "Я" и представление о собственной идентичности нарушился у НАС из-за разрыва между родителями.
- Другой аспект подобной угрозы цельности личности, возникающий во время развода родителей, сказывается на процессе Нашей подготовки к жизни в обществе и формирования супер-"Я".
- МЫ чувствовали, что с распадом семьи ослабевает контроль за его нравственными устоями, по мере того как рушатся его внешние опоры, и гнев, направленный на родителей, решительно проникает в сознание.
- МЫ ощущали, что нас оставили в стороне от всего, свою беспомощность и второстепенную роль в принятии важнейших семейных решений.
- Главный момент переживания нашего одиночества и ощущения изолированности, был связан с нашим восприятием развода как битвы между родителями, где нам нужно было встать на чью-то сторону.
- Шаг на сторону одного родителя расценивался нами как предательство другого, что могло вызвать настоящий гнев и еще больший отказ от одного из родителей вдобавок к обострению внутреннего психического разлада.
- МЫ, парализованные своей собственной противоречивой преданностью и психической или реальной расплатой - необходимостью встать на сторону одного из родителей, воздерживались от такого выбора и чувствовали себя одинокими и покинутыми и не знали, где найти утешение и родственное участие.
- МЫ ощущали волнения, вызванные семейным разрывом, страдание, чувство стыда, боязнь быть забытым, потерянным или отвергнутым и многие другие сильные переживания, связанные с новым для нас ощущением своей уязвимости и зависимости от менее устойчивой теперь структуры семьи
- МЫ продолжали питать надежду на примирение родителей.
- Все наши собственные мысли и убеждения о разводе, нашей роли в нём и роли в нём наших родителей, а также все выводы которые мы для себя сделали (сознательные и бессознательные).
- 1 комментарий
Написать комментарий
Silchenko_66
15:49
Спасибо! Супер!
Ответить