Невротик по Хорни 8

  • Аспекты
Время чтения:
26 мин.
НАША враждебность присутствовала в каждом напряженном соревновании, так как победа одной из соперничающих сторон означала поражение второй.
Враждебность Другого присутствовала в каждом напряженном соревновании, так как победа одной из соперничающих сторон означала поражение второй.
НАШЕ индивидуалистическое общество, воспитание предполагало много разрушительного соперничества.
Индивидуалистическое общество Другого, воспитание предполагало много разрушительного соперничества.
Враждебность и соперничество являлось НАШЕЙ культурной нормой, нормальным поведением
окружающих НАС людей.
Враждебность и соперничество являлось культурной нормой Другого, нормальным поведением
окружающих его людей.
НАШ разрушительный аспект соперничества был сильнее созидательного.
Разрушительный аспект соперничества Другого был сильнее созидательного.
Для НАС было важнее видеть других побежденными, чем преуспеть самому.
Для Другого было важнее видеть других побежденными, чем преуспеть самому.
НАШ собственный успех для НАС был крайне важен.
Собственный успех Другого для него был крайне важен.
Так как у НАС имелись сильные внутренние запреты в отношении успеха, единственный путь, который оставался для НАС открытым, — это быть, или, по крайней мере, ощущать себя, превосходящим остальных: опровергать остальных, низводить их до своего уровня и даже еще ниже.
Так как у Другого имелись сильные внутренние запреты в отношении успеха, единственный путь, который оставался для него открытым, — это быть, или, по крайней мере, ощущать себя, превосходящим остальных: опровергать остальных, низводить их до своего уровня и даже еще ниже.
В соперничестве и борьбе НАМ было выгодно попытаться причинить вред сопернику для того, чтобы укрепить собственное положение или свою славу или устранить из борьбы потенциального соперника.
В соперничестве и борьбе Другому было выгодно попытаться причинить вред сопернику для того, чтобы укрепить собственное положение или свою славу или устранить из борьбы потенциального соперника.
МЫ побуждались слепым, неразборчивым и навязчивым стремлением унизить кого-то.
Другой побуждался слепым, неразборчивым и навязчивым стремлением унизить кого-то.
МЫ делали это, даже если осознавали, что остальные люди не причинят НАМ никакого вреда, или, когда поражение этих людей явно противоречит НАШИМ собственным интересам.
Другой делал это, даже если осознавал, что остальные люди не причинят ему никакого вреда, или, когда поражение этих людей явно противоречит его собственным интересам.
МЫ испытывали чувство, проявляемое через твердое убеждение в том, что «лишь один человек может преуспеть и этот человек я».
Другой испытывал чувство, проявляемое через твердое убеждение в том, что «лишь один человек может преуспеть и этот человек я».
За НАШИМИ разрушительными побуждениями скрывалась колоссальная сила эмоций.
За разрушительными побуждениями Другого скрывалась колоссальная сила эмоций.
МЫ вдруг узнавали, что кто-то из НАШИХ друзей, или кто-то ещё также создаёт что-то такое , что и МЫ.
Другой вдруг узнавал, что кто-то из его друзей, или кто-то ещё также создаёт что-то такое , что и он.
Это известие приводило НАС в состояние слепой ярости.
Это известие приводило Другого в состояние слепой ярости.
НАШЕ стремление нанести поражение кому-то или расстроить их усилия было заметно.
Стремление Другого нанести поражение кому-то или расстроить их усилия было заметно.
НАШЕ стремление нанести поражение кому-то или расстроить их усилия проявлялось скрытно.
Стремление Другого нанести поражение кому-то или расстроить их усилия проявлялось скрытно.
НАС двигало желание срывать все направленные на НАС усилия НАШИХ родителей.
Другого двигало желание срывать все направленные на него усилия его родителей.
Если НАШИ родители настаивали на хорошем поведении ребенка в обществе, у НАС развивалась разновидность скандального, с точки зрения общества, поведения.
Если родители Другого настаивали на хорошем поведении ребенка в обществе, у него развивалась разновидность скандального, с точки зрения общества, поведения.
Если НАШИ родители сосредотачивали свои усилия на НАШЕМ интеллектуальном развитии, у НАС могли возникнуть такие сильные внутренние запреты в сфере обучения, что МЫ выглядели слабоумными.
Если родители Другого сосредотачивали свои усилия на его интеллектуальном развитии, у него могли возникнуть такие сильные внутренние запреты в сфере обучения, что он выглядел слабоумными.
НАМИ двигало желание взять верх над своими родителями.
Другим двигало желание взять верх над своими родителями.
МЫ притворялись, что не понимаем кого-то.
Другой притворялся, что не понимает кого-то.
У НАС были огромные честолюбивые стремления.
У Другого были огромные честолюбивые стремления.
МЫ брали уроки или проходили курс лечения, в НАШИХ интересах было извлечь из этого пользу.
Другой брал уроки или проходили курс лечения, в его интересах было извлечь из этого пользу.
Для НАС становилось важнее свести на нет усилия или сорвать возможный успех учителя, тренера, руководителя или врача.
Для Другого становилось важнее свести на нет усилия или сорвать возможный успех учителя, тренера, руководителя или врача.
И если МЫ чувствовали, что можем достичь этой цели, демонстрируя на собственной особе, что ничего не было достигнуто, то МЫ шли на это, отказываясь от работы.
И если Другой чувствовал, что может достичь этой цели, демонстрируя на собственной особе, что ничего не было достигнуто, то он шел на это, отказываясь от работы.
МЫ демонстрировали остальным, что от врачей, руководителей, тренеров или учителей нет никакого толку.
Другой демонстрировал остальным, что от врачей, руководителей, тренеров или учителей нет никакого толку.
Этот процесс протекал у НАС бессознательно.
Этот процесс протекал у Другого бессознательно.
На уровне своего сознания МЫ были убеждены в том, что учитель, руководитель, тренер или врач фактически бессильны или не подходят НАМ.
На уровне своего сознания Другой был убежден в том, что учитель, руководитель, тренер или врач фактически бессильны или не подходят ему.
МЫ невероятно боялись успеха учителя, руководителя, тренера, врача или кого-то еще.
Другой невероятно боялся успеха учителя, руководителя, тренера, врача или кого-то еще.
МЫ делали все возможное, чтобы сорвать усилия кого-то, даже если явно наносили вред собственным целям.
Другой делал все возможное, чтобы сорвать усилия кого-то, даже если явно наносил вред собственным целям.
МЫ не только вводили в заблуждение кого-то или утаивали важные сведения, но старались как можно дольше оставаться в том же самом состоянии или демонстрировать резкое ухудшение.
Другой не только вводил в заблуждение кого-то или утаивал важные сведения, но старался как можно дольше оставаться в том же самом состоянии или демонстрировал резкое ухудшение.
МЫ не стали сообщать остальным, ни о каких признаках улучшения.
Другой не стал сообщать остальным, ни о каких признаках улучшения.
Если НАМ все же приходилось это сделать, то очень неохотно, в виде жалоб, или же МЫ приписывали улучшение некоторому внешнему фактору, например изменению температуры, какой-то информации, которую МЫ прочли, и т.п.
Если Другому все же приходилось это сделать, то очень неохотно, в виде жалоб, или же он приписывал улучшение некоторому внешнему фактору, например изменению температуры, какой-то информации, которую он прочел, и т.п.
МЫ не следовали чьим-то советам, пытаясь таким образом доказать, что советчик определенно не прав.
Другой не следовал чьим-то советам, пытаясь таким образом доказать, что советчик определенно не прав.
МЫ выдавали за собственную находку предложение кого-то, которое ранее с яростью отвергли.
Другой выдавал за собственную находку предложение кого-то, которое ранее с яростью отверг.
МЫ бессознательно делали плагиат.
Другой бессознательно делал плагиат.
МЫ бились за приоритет.
Другой бился за приоритет.
Для НАС была непереносима мысль о том, что кто-то иной может высказать новую идею.
Для Другого была непереносима мысль о том, что кто-то иной может высказать новую идею.
МЫ решительно порочили любую идею или любое высказывание, которое не являлось НАШИМ собственным.
Другой решительно порочил любую идею или любое высказывание, которое не являлось его собственным.
МЫ отвергали фильм или книгу, если они рекомендованы НАШИМ соперником.
Другой отвергал фильм или книгу, если они рекомендованы его соперником.
НАШИ реакции в процессе проработок становились ближе к осознанию, и МЫ реагировали открытыми взрывами ярости после удачной интерпретации: желание разбить что-либо в приемной или прокричать оскорбление.
Реакции Другого в процессе проработок становились ближе к осознанию, и он реагировал открытыми взрывами ярости после удачной интерпретации: желание разбить что-либо в приемной или прокричать оскорбление.
Прояснив некоторые проблемы, МЫ указывали на то, что решены далеко не все из них.
Прояснив некоторые проблемы, Другой указывал на то, что решены далеко не все из них.
МЫ, достигнув значительного улучшения, успеха в деле и осознавая этот факт, все равно боролись против любого чувства благодарности.
Другой, достигнув значительного улучшения, успеха в деле и осознавая этот факт, все равно боролся против любого чувства благодарности.
Страх взять на себя определенные обязательства мешал НАМ выражать благодарность.
Страх взять на себя определенные обязательства мешал Другому выражать благодарность.
МЫ испытывали унижение, когда НАМ приходилось кого-то хвалить.
Другой испытывал унижение, когда ему приходилось кого-то хвалить.
С НАШИМИ разрушительными побуждениями была связана сильная тревожность вследствие того, что МЫ непроизвольно думали, что остальные люди в случае поражения будут ощущать точно такую же обиду и желание мести как и МЫ сами.
С разрушительными побуждениями Другого была связана сильная тревожность вследствие того, что он непроизвольно думал, что остальные люди в случае поражения будут ощущать точно такую же обиду и желание мести как и он сам.
МЫ боялись обидеть кого-то и не допускали до осознания всю степень своих разрушительных тенденций, считая и настаивая на том, что тенденции-то действительно оправданы.
Другой боялся обидеть кого-то и не допускал до осознания всю степень своих разрушительных тенденций, считая и настаивая на том, что тенденции-то действительно оправданы.
У НАС имелось сильно выраженное пренебрежительное отношение к людям.
У Другого имелось сильно выраженное пренебрежительное отношение к людям.
МЫ испытывали трудности в формировании положительного мнения, принятии любой положительной позиции или любого конструктивного решения.
Другой испытывал трудности в формировании положительного мнения, принятии любой положительной позиции или любого конструктивного решения.
НАШЕ позитивное мнение о каком-либо человеке или деле вдребезги разбивалось при любом, малейшем негативном замечании, высказанном кем-либо.
Позитивное мнение Другого о каком-либо человеке или деле вдребезги разбивалось при любом, малейшем негативном замечании, высказанном кем-либо.
НАМ было достаточно всего лишь пустяка, чтобы возбудить НАШУ склонность принижать и недооценивать вещи и других людей.
Другому было достаточно всего лишь пустяка, чтобы возбудить его склонность принижать и недооценивать вещи и других людей.
НАШИ разрушительные импульсы, связанные с невротическим стремлением к власти, престижу и обладанию, вступали в соревнование и борьбу.
Разрушительные импульсы Другого, связанные с невротическим стремлением к власти, престижу и обладанию, вступали в соревнование и борьбу.
В общей борьбе и соперничестве, которые имели место в НАШЕЙ культуре, МЫ были склонны проявлять вышеперечисленные тенденции.
В общей борьбе и соперничестве, которые имели место в культуре Другого, он был склонен проявлять вышеперечисленные тенденции.
Для НАС побуждения, связанные с невротическим стремлением к власти, престижу и обладанию, приобретали большое значение сами по себе, невзирая на неприятности, ущерб или страдания, которые они могли НАМ принести.
Для Другого побуждения, связанные с невротическим стремлением к власти, престижу и обладанию, приобретали большое значение сами по себе, невзирая на неприятности, ущерб или страдания, которые они могли ему принести.
Способность унижать, эксплуатировать или обманывать других людей становилась для НАС триумфом превосходства, а если МЫ терпели в этом неудачу, — поражением.
Способность унижать, эксплуатировать или обманывать других людей становилась для Другого триумфом превосходства, а если он терпел в этом неудачу, — поражением.
НАША ярость, при НАШЕЙ неспособности использовать кого-то в своих интересах, была обусловлена НАШИМ чувством поражения.
Ярость Другого, при его неспособности использовать кого-то в своих интересах, была обусловлена его чувством поражения.
Индивидуалистический дух соперничества, нарушал НАШИ отношения с противоположным полом.
Индивидуалистический дух соперничества, нарушал отношения Другого с противоположным полом.
Жизненные сферы, свойственные мужчине и женщине, не были в НАШЕМ окружении строго разграничены.
Жизненные сферы, свойственные мужчине и женщине, не были в окружении Другого строго разграничены.
НАШЕ невротическое соперничество имело более разрушительные последствия, чем обычное соревнование, из-за своего деструктивного характера.
Невротическое соперничество Другого имело более разрушительные последствия, чем обычное соревнование, из-за своего деструктивного характера.
В НАШИХ любовных взаимоотношениях НАШЕ стремление к победе, подчинению или унижению партнера играло огромную роль.
В любовных взаимоотношениях Другого, его стремление к победе, подчинению или унижению партнера играло огромную роль.
Сексуальные отношения становились для НАС средством либо покорения и унижения партнера либо покорения и унижения себя со стороны партнера.
Сексуальные отношения становились для Другого средством либо покорения и унижения партнера либо покорения и унижения себя со стороны партнера.
Роль покорения и унижения себя со стороны партнера была чужда НАШЕЙ природе.
Роль покорения и унижения себя со стороны партнера была чужда природе Другого.
У НАС развивалось расщепление любовных отношений.
У Другого развивалось расщепление любовных отношений.
МЫ ощущали сексуальное влечение лишь к женщинам, стоящим ниже НАС по положению, и в то же время у НАС не было ни желания, ни потенции в отношении женщин, которых МЫ любили и которыми восхищались.
Другой ощущал сексуальное влечение лишь к женщинам, стоящим ниже его по положению, и в то же время у него не было ни желания, ни потенции в отношении женщин, которых он любил и которыми восхищался.
Для НАС, сексуальный контакт был неразрывно связан со склонностью унижать партнершу.
Для Другого, сексуальный контакт был неразрывно связан со склонностью унижать партнершу.
МЫ немедленно вытесняли сексуальные желания в отношении той, которую любили или могли полюбить.
Другой немедленно вытеснял сексуальные желания в отношении той, которую любил или мог полюбить.
Это отношение проявлялось у НАС в общении с матерью.
Это отношение проявлялось у Другого в общении с матерью.
НАША мать НАС унижала.
Мать Другого его унижала.
МЫ желали унизить НАШУ мать.
Другой желал унизить свою мать.
Из-за страха МЫ прятали НАШЕ побуждение унизить мать за чрезмерной преданностью.
Из-за страха Другой прятал свое побуждение унизить мать за чрезмерной преданностью.
У НАС возникала фиксация преданности к НАШЕЙ матери.
У Другого возникала фиксация преданности к его матери.
МЫ находили выход из фиксации, разделяя женщин на две группы.
Другой находил выход из фиксации, разделяя женщин на две группы.
НАША сохраняющаяся враждебность к женщинам, которых МЫ любим, принимала форму фактического их унижения.
Сохраняющаяся враждебность Другого к женщинам, которых он любит, принимала форму фактического их унижения.
Вступая в близкие отношения с женщиной, занимающей равное или выше НАС положение или обладающей какими-то качествами, которых нет у НАС, МЫ начинали стыдиться этой женщины, вместо того чтобы ею гордиться.
Вступая в близкие отношения с женщиной, занимающей равное или выше Другого положение или обладающей какими-то качествами, которых нет у Другого, он начинал стыдиться этой женщины, вместо того чтобы ею гордиться.
МЫ были крайне озадачены такой НАШЕЙ реакцией, потому, что на уровне НАШЕГО сознательного рассуждения женщина не теряет своего достоинства, вступив в сексуальные отношения.
Другой был крайне озадачен такой реакцией, потому, что на уровне его сознательного рассуждения женщина не теряет своего достоинства, вступив в сексуальные отношения.
Чего МЫ не знали, так это того, что НАШИ побуждения унизить женщину в процессе сексуального контакта столь сильны, что женщина стала вызывать у НАС презрение в эмоциональном плане.
Чего Другой не знал, так это того, что его побуждения унизить женщину в процессе сексуального контакта столь сильны, что женщина стала вызывать у него презрение в эмоциональном плане.
Отсюда МЫ стыдились ее.
Отсюда Другой стыдился ее.
МЫ вопреки здравому смыслу стыдились своей любовницы, не желая, чтобы НАС видели вместе.
Другой вопреки здравому смыслу стыдился своей любовницы, не желая, чтобы их видели вместе.
МЫ слепо не замечали хороших качеств НАШЕЙ любовницы, таким образом, умаляя ее истинные достоинства.
У НАС имелась бессознательная тенденция унижать своего партнера.
У Другого имелась бессознательная тенденция унижать своего партнера.
МЫ испытывали тенденцию унижать партнера по отношению к женщинам, но вследствие индивидуальных причин МЫ имели более выраженные тенденции в отношениях с мужчинами.
Другой испытывал тенденцию унижать партнера по отношению к женщинам, но вследствие индивидуальных причин Другой имел более выраженные тенденции в отношениях с мужчинами.
НАШЕЙ тенденции унижать мужчин в особенности содействовали различные индивидуальные причины: чувство обиды к предпочитаемому брату, презрение к слабому отцу, убеждение в своей непривлекательности и вследствие этого предчувствие отвержения со стороны мужчин.
Тенденции Другого унижать мужчин в особенности содействовали различные индивидуальные причины: чувство обиды к предпочитаемому брату, презрение к слабому отцу, убеждение в своей непривлекательности и вследствие этого предчувствие отвержения со стороны мужчин.
МЫ испытывали слишком большой страх перед женщинами, чтобы позволить себе проявить в отношениях с ними свою склонность унижать.
Другой испытывал слишком большой страх перед женщинами, чтобы позволить себе проявить в отношениях с ними свою склонность унижать.
МЫ осознавали свое настойчивое стремление покорять и унижать противоположный пол.
Другой осознавал свое настойчивое стремление покорять и унижать противоположный пол.
МЫ начинали любовное приключение с откровенно выраженным мотивом сделать так, чтобы партнер оказался у НАС «под башмаком».
Другой начинал любовное приключение с откровенно выраженным мотивом сделать так, чтобы партнер оказался у него «под башмаком».
МЫ приманивали партнеров и бросали их, как только они отвечали любовью.
Другой приманивал партнеров и бросал их, как только они отвечали любовью.
Желание унижать не осознавалось у НАС.
Желание унижать не осознавалось у Другого.
НАШЕ желание унижать проявлялось многими косвенными путями.
Желание Другого унижать проявлялось многими косвенными путями.
НАШЕ желание унижать проявлялось в упорном высмеивании преимуществ мужчины, в качествах женщин и блондинок.
Желание Другого унижать проявлялось в упорном высмеивании преимуществ мужчины, в качествах женщин и блондинок.
НАШЕ желание унижать принимало форму фригидности, импотенции, низкой потенции
посредством низкой потенции МЫ показывали партнеру, что он неспособен дать НАМ удовлетворение.
Желание Другого унижать принимало форму фригидности, импотенции, низкой потенции
посредством низкой потенции Другой показывал партнеру, что он неспособен дать ему удовлетворение.
МЫ унижали кого-то НАШЕЙ низкой потенцией, слабым возбуждением.
Другой унижал кого-то своей низкой потенцией, слабым возбуждением.
МЫ сами испытывали невротический страх унижения со стороны женщин, мужчин.
Другой сам испытывал невротический страх унижения со стороны женщин, мужчин.
У НАС проявлялось чувство, что НАС оскорбляют, обижают и унижают сексуальными отношениями.
У Другого проявлялось чувство, что его оскорбляют, обижают и унижают сексуальными отношениями.
МЫ воспринимали сексуальные отношения как унижение.
Другой воспринимал сексуальные отношения как унижение.
МЫ хотели смягчить унижение сексуальными отношениями, тем чтобы сделать их законными, официальными.
Другой хотел смягчить унижение сексуальными отношениями, тем чтобы сделать их законными, официальными.
МЫ воспринимали сексуальные отношения как оскорбление НАШЕГО достоинства.
Другой воспринимал сексуальные отношения как оскорбление его достоинства.
НАШЕ восприятие секса, как оскорбления, приводило НАС к фригидности, импотенции, полному отчуждению от мужчин, женщин, несмотря на желание контакта с ними.
Восприятие Другим секса, как оскорбления, приводило его к фригидности, импотенции, полному отчуждению от мужчин, женщин, несмотря на желание контакта с ними.
МЫ находили вторичное удовлетворение в таком отношении с помощью мазохистских фантазий или извращений.
Другой находил вторичное удовлетворение в таком отношении с помощью мазохистских фантазий или извращений.
У НАС развивалась огромная враждебность к мужчинам, женщинам из-за предчувствия своего унижения.
У Другого развивалась огромная враждебность к мужчинам, женщинам из-за предчувствия своего унижения.
МЫ испытывали глубокие сомнения по поводу своей мужественности, женственности.
Другой испытывал глубокие сомнения по поводу своей мужественности, женственности.
МЫ легко поддавались подозрениям по поводу того, что НАС приемлют лишь вследствие потребности кого-то в сексуальном удовлетворении.
Другой легко поддавался подозрениям по поводу того, что его приемлют лишь вследствие потребности кого-то в сексуальном удовлетворении.
НАС не убеждали доказательства женской, мужской любви.
Другого не убеждали доказательства женской, мужской любви.
Чувствуя себя оскорбленными, МЫ отвечали негодованием.
Чувствуя себя оскорбленным, Другой отвечал негодованием.
МЫ переживали недостаточную чуткость со стороны кого-то как невыносимое унижение.
Другой переживал недостаточную чуткость со стороны кого-то как невыносимое унижение.
МЫ были сверхозабочены сексуальным удовлетворением кого-то.
Другой был сверхозабочен сексуальным удовлетворением кого-то.
В НАШИХ собственных глазах столь сильное беспокойство казалось НАМ заботливостью, а
в других отношениях МЫ были грубыми и невнимательными.
В собственных глазах Другого столь сильное беспокойство казалось ему заботливостью, а
в других отношениях он был грубым и невнимательным.
НАША озабоченность удовлетворением кого-то являлось всего лишь НАШЕЙ самозащитой от чувства унижения.
Озабоченность Другого удовлетворением кого-то являлось всего лишь его самозащитой от чувства унижения.
МЫ стремились скрыть НАШУ склонность к пренебрежению другими людьми и одержанию над ними победы.
Другой стремился скрыть свою склонность к пренебрежению другими людьми и одержанию над ними победы.
МЫ прикрывали пренебрежение и стремление к одержанию победы маской восхищения.
Другой прикрывал пренебрежение и стремление к одержанию победы маской восхищения.
МЫ придавали пренебрежению и стремлению к одержанию победы интеллектуальную форму скептицизма.
Другой придавал пренебрежению и стремлению к одержанию победы интеллектуальную форму скептицизма.
НАШ скептицизм был искренним выражением существующих интеллектуальных расхождений.
Скептицизм Другого был искренним выражением существующих интеллектуальных расхождений.
У НАШЕГО скептицизма были скрытые мотивы.
У скептицизма Другого были скрытые мотивы.
Скрытые мотивы НАШЕГО скептицизма лежали столь близко к поверхности, что простой вопрос о законности НАШИХ сомнений вызывал у НАС приступ тревоги.
Скрытые мотивы скептицизма Другого лежали столь близко к поверхности, что простой вопрос о законности его сомнений вызывал у него приступ тревоги.
МЫ относились к кому-то с грубым пренебрежением, хотя и не осознавали такого своего поведения.
Другой относился к кому-то с грубым пренебрежением, хотя и не осознавал такого своего поведения.
На вопрос действительно ли МЫ всерьез сомневаемся в компетенции кого-то, МЫ реагировали состоянием крайней тревоги.
На вопрос действительно ли Другой всерьез сомневается в компетенции кого-то, он реагировал состоянием крайней тревоги.
НАШИ стремления унижать и низвергать кого-то скрывались за отношениями восхищения.
Стремления Другого унижать и низвергать кого-то скрывались за отношениями восхищения.
Имея тайное желание оскорблять и с презрением отвергать женщин, МЫ в своих сознательных мыслях водружали их на высокий пьедестал.
Имея тайное желание оскорблять и с презрением отвергать женщин, Другой в своих сознательных мыслях водружал их на высокий пьедестал.
МЫ, бессознательно пытаясь повергать и унижать мужчин, были склонны к поклонению героям и знаменитостям.
Другой, бессознательно пытаясь повергать и унижать мужчин, был склонен к поклонению героям и знаменитостям.
В обожествлении героя у НАС имело место искреннее признание его ценности и величия.
В обожествлении героя у Другого имело место искреннее признание его ценности и величия.
НАШЕ обожествление героя являлось компромиссом двух тенденций: слепого восхищения успехом, независимо от его значения, из-за собственных устремлений в этом направлении и маскировки своих разрушительных побуждений в адрес человека, достигшего успеха.
Обожествление Другим героя являлось компромиссом двух тенденций: слепого восхищения успехом, независимо от его значения, из-за собственных устремлений в этом направлении и маскировки своих разрушительных побуждений в адрес человека, достигшего успеха.
НАМ недоставало внешних стимулов для успеха и возможностей его достижения.
Другому недоставало внешних стимулов для успеха и возможностей его достижения.
Для НАС имелось много внешних стимулов для успеха и много возможностей его достижения.
Для Другого имелось много внешних стимулов для успеха и много возможностей его достижения.
МЫ вступали в отношения с человеком, который привлекал НАС тем, что имел успех в настоящее время или мог его иметь в будущем.
Другой вступал в отношения с человеком, который привлекал его тем, что имел успех в настоящее время или мог его иметь в будущем.
НАШ партнер был причастен к НАШЕМУ успеху.
Партнер Другого был причастен к его успеху.
НАША причастность к успеху партнера давала НАМ определенное удовлетворение.
Причастность Другого к успеху партнера давала ему определенное удовлетворение.
МЫ находились в конфликтной ситуации: любили партнера за его успех и одновременно ненавидели его за это.
Другой находился в конфликтной ситуации: любил партнера за его успех и одновременно ненавидел его за это.
МЫ хотели погубить НАШЕГО партнера, но подчинялись запрету, потому что желали косвенно извлекать удовольствие из его успеха.
Другой хотел погубить своего партнера, но подчинялся запрету, потому что желал косвенно извлекать удовольствие из его успеха.
МЫ выдавали своё желание разрушить успех партнера, подвергая опасности его финансовое положение своими причудами, расстраивая его спорами, подрывая его уверенность в себе коварным пренебрежительным отношением.
Другой выдавал своё желание разрушить успех партнера, подвергая опасности его финансовое положение своими причудами, расстраивая его спорами, подрывая его уверенность в себе коварным пренебрежительным отношением.
МЫ проявляли свои разрушительные желания, безжалостно толкая кого-то к достижению еще большего успеха, нисколько не заботясь о его благополучии.
Другой проявлял свои разрушительные желания, безжалостно толкая кого-то к достижению еще большего успеха, нисколько не заботясь о его благополучии.
НАШИ деструктивные тенденции были склонны становиться более заметными при первом же признаке неудачи.
Деструктивные тенденции Другого были склонны становиться более заметными при первом же признаке неудачи.
В период успеха НАШЕГО партнера МЫ казались во всех отношениях союзником и кому-то, в период неудачи кого-то МЫ выступали против своего партнера, вместо того чтобы помогать ему и ободрять его.
В период успеха партнера Другого он казался во всех отношениях союзником и кому-то, в период неудачи кого-то он выступал против своего партнера, вместо того чтобы помогать ему и ободрять его.
МЫ шли на это, руководствуясь чувством мести, которое было у НАС скрыто до тех пор, пока МЫ могли разделять успех кого-то.
Другой шел на это, руководствуясь чувством мести, которое было у него скрыто до тех пор, пока он мог разделять успех кого-то.
Как только МЫ обнаруживали первые признаки поражения, то открыто выступали против НАШЕГО партнера.
Как только Другой обнаруживал первые признаки поражения, то открыто выступал против своего партнера.
НАШИ разрушительные действия скрывались под маской любви и восхищения.
Разрушительные действия Другого скрывались под маской любви и восхищения.
МЫ использовали любовь для компенсации стремлений, порождаемых честолюбием, брать верх над кем-то.
Другой использовал любовь для компенсации стремлений, порождаемых честолюбием, брать верх над кем-то.
МЫ были уверены в себе и своих способностях.
Другой был уверен в себе и своих способностях.
МЫ имели успех у противоположного пола.
Другой имел успех у противоположного пола.
После вступления в отношения с кем-то МЫ не только отказались от своей работы, но развили отношение зависимости, и рассталась со своим честолюбием.
После вступления в отношения с кем-то Другой не только отказался от своей работы, но развил отношение зависимости, и расстался со своим честолюбием.
НАША мать приносила себя в жертву семье, и ждала благодарности от мужа и НАС.
Мать Другого приносила себя в жертву семье, и ждала благодарности от мужа и сына.
НАША партнерша «стала настоящей женщиной» в отношениях с НАМИ и ждала благодарности от НАС.
Партнерша Другого «стала настоящей женщиной» в отношениях с ним и ждала благодарности от него.
НАША реакция была обратной.
Реакция Другого была обратной.
МЫ ожидали найти хорошую помощницу, а вместо этого находили рядом с собой жену, которая вместо сотрудничества ставила себя в подчиненное положение.
Другой ожидал найти хорошую помощницу, а вместо этого находил рядом с собой жену, которая вместо сотрудничества ставила себя в подчиненное положение.
МЫ, претерпевая отказ от собственных честолюбивых стремлений, испытывали невротические опасения по поводу собственных потенциальных возможностей.
Другой, претерпевая отказ от собственных честолюбивых стремлений, испытывал невротические опасения по поводу собственных потенциальных возможностей.
МЫ смутно ощущали, что НАМ будет безопаснее достичь своих честолюбивых целей — или хотя бы одной только безопасности, — вступив в отношения с человеком, который имел успех или у которого МЫ, по крайней мере, чувствовали способности к успеху.
Другой смутно ощущал, что ему будет безопаснее достичь своих честолюбивых целей — или хотя бы одной только безопасности, — вступив в отношения с человеком, который имел успех или у которого он, по крайней мере, чувствовал способности к успеху.
МЫ тайно противились отказу от своих собственных честолюбивых желаний.
Другой тайно противился отказу от своих собственных честолюбивых желаний.
МЫ чувствовали враждебность к своему партнеру.
Другой чувствовал враждебность к своему партнеру.
МЫ, в соответствии с невротическим принципом «все или ничего», впадали в истерическое состояние, при котором остро ощущали собственную ничтожность и, в конечном счете, деградировали как личность.
Другой, в соответствии с невротическим принципом «все или ничего», впадал в истерическое состояние, при котором остро ощущал собственную ничтожность и, в конечном счете, деградировал как личность.
В НАШЕЙ культуре успех приписывался мужской сфере.
В культуре Другого успех приписывался мужской сфере.
МЫ поддерживали веру в мужское превосходство во всем, кроме любви.
Другой поддерживал веру в мужское превосходство во всем, кроме любви.
НАШЕ стремление к превосходству проявлялось вполне открыто.
Стремление Другого к превосходству проявлялось вполне открыто.
НАШЕ стремление к превосходству пряталось за восхищением.
Стремление Другого к превосходству пряталось за восхищением.
НАШЕ стремление к превосходству проявлялось в прямом саботировании интересов и работы кого-то.
Стремление к превосходству Другого проявлялось в прямом саботировании интересов и работы кого-то.
Дух соперничества оказывал влияние на НАШИ существующие отношения между мужчинами и женщинами.
Дух соперничества оказывал влияние на существующие отношения Другого между мужчинами и женщинами.
НАШ дух соперничества влиял на выбор партнера.
Дух соперничества Другого влиял на выбор партнера.
НАШ выбор партнера определялся стремлениями к престижу или обладанию, мотивами, лежащими вне чувственной сферы.
Выбор партнера Другого определялся стремлениями к престижу или обладанию, мотивами, лежащими вне чувственной сферы.
У НАС такая направленность всецело преобладала, с одной стороны, вследствие того, что НАШИ стремления к доминированию, престижу, поддержке имели навязчивый и не гибкий характер, и, с другой стороны, потому, что НАШИ личные отношения с кем-то, включая людей противоположного пола, слишком сильно нарушены, чтобы позволить НАМ сделать адекватный выбор.
У Другого такая направленность всецело преобладала, с одной стороны, вследствие того, что его стремления к доминированию, престижу, поддержке имели навязчивый и не гибкий характер, и, с другой стороны, потому, что его личные отношения с кем-то, включая людей противоположного пола, слишком сильно нарушены, чтобы позволить ему сделать адекватный выбор.
НАШЕ разрушительное соперничество усиливало гомосексуальные тенденции.
Разрушительное соперничество Другого усиливало гомосексуальные тенденции.
НАШЕ разрушительное соперничество побуждало НАС избегать лиц противоположного пола, чтобы уйти от соперничества в сексуальном плане с равными себе.
Разрушительное соперничество Другого побуждало его избегать лиц противоположного пола, чтобы уйти от соперничества в сексуальном плане с равными себе.
НАША тревожность, которую порождало НАШЕ разрушительное соперничество, требовала успокоения, и являлась причиной, по которой МЫ привязывались к партнеру своего пола.
Тревожность Другого, которую порождало его разрушительное соперничество, требовала успокоения, и являлась причиной, по которой он привязывался к партнеру своего пола.
МЫ имели стремление хвастаться собственными достижениями и принижать кого-то.
Другой имел стремление хвастаться собственными достижениями и принижать кого-то.
МЫ принижали кого-то, хвастались своими достижениями бессознательно.
Другой принижал кого-то, хвастался своими достижениями бессознательно.
МЫ принижали кого-то, хвастались своими достижениями сознательно.
Другой принижал кого-то, хвастался своими достижениями сознательно.
МЫ осознавали свое поведение, которое было всё еще отделено от НАШИХ чувств.
Другой осознавал свое поведение, которое было всё еще отделено от его чувств.
МЫ не понимали, какая могущественная сила эмоций стоит за НАШИМ поведением.
Другой не понимал, какая могущественная сила эмоций стоит за его поведением.
МЫ ощущали воздействие своей враждебности, направленной против кого-то, и в то же самое время испытывали все большее беспокойство — с тревожными сновидениями, сильным сердцебиением, беспокойством.
Другой ощущал воздействие своей враждебности, направленной против кого-то, и в то же самое время испытывал все большее беспокойство — с тревожными сновидениями, сильным сердцебиением, беспокойством.
В своих снах МЫ шли на тесный контакт с кем-то, таким образом, обнаруживая потребность ослабить свою тревогу.
В своих снах Другой шел на тесный контакт с кем-то, таким образом, обнаруживая потребность ослабить свою тревогу.
МЫ не чувствовали себя в состоянии прямо смотреть в лицо проблеме своего соперничества.
Другой не чувствовал себя в состоянии прямо смотреть в лицо проблеме своего соперничества.
НАШЕ восхищение или любовь служили НАМ компенсацией стремления брать верх над остальными людьми следующим образом:
путем предохранения разрушительных побуждений от осознания;
путем полного устранения соперничества созданием непреодолимой дистанции между собой и соперником;
путем замещающего удовольствия от успеха или участия в нем;
путем достижения благосклонности соперника и, таким образом, предотвращения его мстительности.
Восхищение или любовь Другого служили ему компенсацией стремления брать верх над остальными людьми следующим образом:
путем предохранения разрушительных побуждений от осознания;
путем полного устранения соперничества созданием непреодолимой дистанции между собой и соперником;
путем замещающего удовольствия от успеха или участия в нем;
путем достижения благосклонности соперника и, таким образом, предотвращения его мстительности.
НАШЕ невротическое соперничество влияло на сексуальные отношения и вело к НАШЕМУ нарушению отношений с противоположным полом.
Невротическое соперничество Другого влияло на сексуальные отношения и вело к нарушению его отношений с противоположным полом.
Соперничество, подрывающее в НАШЕЙ культуре возможность установления благоприятных отношений между полами, являлось источником НАШЕЙ тревожности.
Соперничество, подрывающее в культуре Другого возможность установления благоприятных отношений между полами, являлось источником его тревожности.
МЫ испытывали отвращение к соперничеству.
Другой испытывал отвращение к соперничеству.
Из-за своего разрушительного характера, соперничество порождало у НАС огромную тревожность и вследствие этого вызывало у НАС отвращение к соперничеству.
Из-за своего разрушительного характера, соперничество порождало у Другого огромную тревожность и вследствие этого вызывало у него отвращение к соперничеству.
Источником НАШЕЙ тревожности являлся страх возмездия за безжалостное и неотступное преследование честолюбивых целей.
Источником тревожности Другого являлся страх возмездия за безжалостное и неотступное преследование честолюбивых целей.
Как только МЫ достигали, или хотели достичь успеха, подавляя и унижая других (или МЫ думали, что это делаем), МЫ начинали остерегаться ответного удара.
Как только Другой достигал, или хотел достичь успеха, подавляя и унижая других (или он думал, что это делает), он начинал остерегаться ответного удара.
НАШ страх возмездия являлся причиной НАШЕЙ возрастающей тревожности.
Страх возмездия у Другого являлся причиной его возрастающей тревожности.
НАШ страх возмездия жил в НАС пока МЫ достигали или хотели достигать успеха за счёт кого-то.
Страх возмездия Другого жил в нем пока он достигал или хотел достигать успеха за счёт кого-то.
Из НАШЕЙ возрастающей тревожности из-за страха возмездия вытекал НАШ внутренний запрет на участие в соперничестве.
Из возрастающей тревожности Другого из-за страха возмездия вытекал его внутренний запрет на участие в соперничестве.
НАШ страх возмездия вёл к НАШИМ внутренним запретам.
Страх возмездия Другого вёл к его внутренним запретам.
Не только НАШ страх возмездия вёл к НАШИМ внутренним запретам.
Не только страх возмездия Другого вёл к его внутренним запретам.
НАШ страх возмездия приводил НАС к хладнокровному вычислению предполагаемого или реального врага, к конкуренции или злобе на других людей или попытке расширить собственную власть с целью защиты от любого поражения.
Страх возмездия Другого приводил его к хладнокровному вычислению предполагаемого или реального врага, к конкуренции или злобе на других людей или попытке расширить собственную власть с целью защиты от любого поражения.
МЫ имели лишь одну цель — приобретение власти и богатства.
Другой имел лишь одну цель — приобретение власти и богатства.
НАМ как безжалостному искателю успеха были безразлична чья-то любовь.
Другому как безжалостному искателю успеха были безразлична чья-то любовь.
МЫ не хотели и не ждали ничего от остальных — ни помощи, ни каких-либо проявлений великодушия.
Другой не хотел и не ждал ничего от остальных — ни помощи, ни каких-либо проявлений великодушия.
МЫ были уверены, что можем чего-то достичь исключительно благодаря себе.
Другой был уверен, что может чего-то достичь исключительно благодаря себе.
МЫ использовали людей, но лишь постольку, поскольку они были НАМ полезны для достижения НАШЕЙ собственной цели.
Другой использовал людей, но лишь постольку, поскольку они были ему полезны для достижения своей собственной цели.
Любовь ради нее самой ничего не значила для НАС.
Любовь ради нее самой ничего не значила для Другого.
НАШИ желания и формы защиты выстраивались в один ряд: власть, престиж, обладание.
Желания Другого и формы защиты выстраивались в один ряд: власть, престиж, обладание.
НАС толкали к такому типу поведения НАШИ внутренние конфликты.
Другого толкали к такому типу поведения его внутренние конфликты.
НАШИ обычные невротические черты не развивались при условии, что ничего внутри НАС не препятствовало осуществлению НАШИХ стремлений.
Обычные невротические черты Другого не развивались при условии, что ничего внутри него не препятствовало осуществлению его стремлений.
Что-либо внутри НАС препятствовало осуществлению НАШИХ честолюбивых стремлений, давая почву для развития НАШИХ невротических черт.
Что-либо внутри Другого препятствовало осуществлению его честолюбивых стремлений, давая почву для развития его невротических черт.
Страх подталкивал НАС к увеличению усилий для достижения еще большего успеха.
Страх подталкивал Другого к увеличению усилий для достижения еще большего успеха.
МЫ действовали сразу в двух направлениях, которые являлись несовместимыми: НАМИ двигало агрессивное стремление к доминированию типа «никто, кроме меня», и в то же самое время МЫ испытывали непомерное желание быть всеми любимыми.
Другой действовал сразу в двух направлениях, которые являлись несовместимыми: им двигало агрессивное стремление к доминированию типа «никто, кроме меня», и в то же самое время он испытывал непомерное желание быть всеми любимым.
МЫ были зажаты между честолюбием и любовью.
Другой был зажат между честолюбием и любовью.
НАШ конфликт честолюбия и любви являлся одним из центральных конфликтов при НАШИХ неврозах.
Конфликт честолюбия и любви Другого являлся одним из центральных конфликтов при его неврозах.
МЫ начинали бояться своих честолюбивых желаний и претензий.
Другой начинал бояться своих честолюбивых желаний и претензий.
МЫ не хотели признать НАШИ честолюбивые претензии.
Другой не хотел признать свои честолюбивые претензии.
МЫ сдерживали НАШИ честолюбивые претензии.
Другой сдерживал свои честолюбивые претензии.
МЫ испытывали отвращение к НАШИМ честолюбивым претензиям.
Другой испытывал отвращение к своим честолюбивым претензиям.
МЫ боялись потерять любовь.
Другой боялся потерять любовь.
МЫ боялись потерять любовь и поэтому:
МЫ начинали бояться своих честолюбивых желаний и претензий.
МЫ не хотели признать НАШИ честолюбивые претензии.
МЫ сдерживали НАШИ честолюбивые претензии.
МЫ испытывали отвращение к НАШИМ честолюбивым претензиям.
МЫ сдерживали своё соперничество.
Другой боялся потерять любовь и поэтому:
Другой начинал бояться своих честолюбивых желаний и претензий.
Другой не хотел признать свои честолюбивые претензии.
Другой сдерживал свои честолюбивые претензии.
Другой испытывал отвращение к своим честолюбивым претензиям.
Другой сдерживал своё соперничество.
Требования НАШЕГО Супер-Эго являлись особо жестокими.
Требования Супер-Эго Другого являлись особо жестокими.
Требования НАШЕГО Супер-Эго слишком сильно препятствовали НАШЕЙ агрессивности.
Требования Супер-Эго Другого слишком сильно препятствовали его агрессивности.
МЫ сдерживали своё соперничество.
Другой сдерживал своё соперничество.
МЫ находили себя попавшими в затруднительное положение между двумя в равной степени настоятельными потребностями: честолюбием и потребностью в любви.
Другой находил себя попавшими в затруднительное положение между двумя в равной степени настоятельными потребностями: честолюбием и потребностью в любви.
Эта дилемма была для НАС практически неразрешима.
Эта дилемма была для Другого практически неразрешима.
НАМ нельзя было одновременно «идти по головам» людей и быть любимыми ими.
Другому нельзя было одновременно «идти по головам» людей и быть любимым ими.
У НАС напряжение было столь велико, что МЫ действительно пытались разрешить эту дилемму.
У Другого напряжение было столь велико, что он действительно пытался разрешить эту дилемму.
МЫ пытались найти решение двумя путями: через оправдание своего стремления властвовать и огорчение по поводу его нереализованности и через сдерживание своего честолюбия.
Другой пытался найти решение двумя путями: через оправдание своего стремления властвовать и огорчение по поводу его нереализованности и через сдерживание своего честолюбия.
МЫ прилагали усилия, с помощью которых стремились оправдать свои агрессивные требования.
Другой прилагал усилия, с помощью которых стремился оправдать свои агрессивные требования.
МЫ использовали НАШЕ оправдание в качестве стратегии: это было попытка сделать данные требования бесспорными, чтобы они не закрыли НАМ возможность быть любимыми.
Другой использовал свое оправдание в качестве стратегии: это было попытка сделать данные требования бесспорными, чтобы они не закрыли ему возможность быть любимым.
Если МЫ пренебрежительно относились к людям, стремясь унизить их или нанести им поражение в ходе соперничества, МЫ были глубоко убеждены в том, что ведем себя абсолютно объективно.
Если Другой пренебрежительно относился к людям, стремясь унизить их или нанести им поражение в ходе соперничества, он был глубоко убежден в том, что ведет себя абсолютно объективно.
Если МЫ хотели эксплуатировать остальных людей, то сами верили и старались заставить поверить остальных, что крайне нуждаемся в их помощи.
Если Другой хотел эксплуатировать остальных людей, то сам верил и старался заставить поверить остальных, что крайне нуждается в их помощи.
НАША потребность в оправдании больше, чем что-либо иное, вносило элемент едва уловимой тайной неискренности, которая пронизывала НАШУ личность, даже если в основе своей МЫ были честны.
Потребность Другого в оправдании больше, чем что-либо иное, вносило элемент едва уловимой тайной неискренности, которая пронизывала его личность, даже если в основе своей он был честен.
НАША потребность в оправдании порождала у НАС ощущение собственной непреклонной правоты, иногда явно выраженной, иногда скрытой за уступчивостью или даже склонностью к самообвинению.
Потребность Другого в оправдании порождала у него ощущение собственной непреклонной правоты, иногда явно выраженной, иногда скрытой за уступчивостью или даже склонностью к самообвинению.
НАШЕ отношение с позиций уверенности в собственной правоте отличалось от НАШЕГО «нарциссического» отношения.
Отношение Другого с позиций уверенности в собственной правоте отличалось от его «нарциссического» отношения.
НАШЕ отношение с позиций уверенности в собственной правоте не имело ничего общего с НАШЕЙ формой любви к себе.
Отношение Другого с позиций уверенности в собственной правоте не имело ничего общего с его формой любви к себе.
НАШЕ отношение с позиций уверенности в собственной правоте не содержало в себе никакого элемента самодовольства или самомнения.
Отношение Другого с позиций уверенности в собственной правоте не содержало в себе никакого элемента самодовольства или самомнения.
В НАШЕМ отношении с позиций уверенности в собственной правоте не было реального убеждения в собственной правоте.
В отношении Другого с позиций уверенности в собственной правоте не было реального убеждения в собственной правоте.
В НАШЕМ отношении с позиций уверенности в собственной правоте имелась постоянная отчаянная потребность в том, чтобы НАШИ действия казались оправданными.
В отношении Другого с позиций уверенности в собственной правоте имелась постоянная отчаянная потребность в том, чтобы его действия казались оправданными.
НАШЕ отношение с позиций уверенности в собственной правоте являлось вынужденной защитной установкой, порождаемой стремлением решить определенные проблемы, которые, в конечном счете, возникали в результате НАШЕЙ тревожности.
Отношение Другого с позиций уверенности в собственной правоте являлось вынужденной защитной установкой, порождаемой стремлением решить определенные проблемы, которые, в конечном счете, возникали в результате его тревожности.
У НАС имелись особенно жесткие требования со стороны Супер-Эго, которым МЫ подчинялись в ответ на свои разрушительные стремления.
У Другого имелись особенно жесткие требования со стороны Супер-Эго, которым он подчинялся в ответ на свои разрушительные стремления.
НАШЕ оправдание являлось незаменимым в качестве стратегического средства при взаимодействии с остальными.
Оправдание Другого являлось незаменимым в качестве стратегического средства при взаимодействии с остальными.
У НАС оправдание являлось средством удовлетворения настоятельной потребности казаться в собственных глазах непогрешимым.
У Другого оправдание являлось средством удовлетворения настоятельной потребности казаться в собственных глазах непогрешимым.
Прямым результатом НАШЕЙ тревожности, связанной с невротическим соперничеством, являлся страх неудачи, и страх успеха.
Прямым результатом тревожности Другого, связанной с невротическим соперничеством, являлся страх неудачи, и страх успеха.
НАШ страх неудачи являлся выражением страха быть униженным.
Страх неудачи Другого являлся выражением страха быть униженным.
Любая НАША неудача становилась для НАС катастрофой.
Любая неудача Другого становилась для него катастрофой.
Не оправдав всеобщих ожиданий, МЫ испытывали чрезмерный стыд и чувствовали отвержение со стороны друзей.
Не оправдав всеобщих ожиданий, Другой испытывал чрезмерный стыд и чувствовал отвержение со стороны друзей.
МЫ часто те или иные события переживали как неудачи, хотя они в действительности или не являлись ими, или были весьма несущественны.
Другой часто те или иные события переживал как неудачи, хотя они в действительности или не являлись ими, или были весьма несущественны.
К «неудачам» МЫ относили получение плохих отметок, или неудачную сдачу экзамена, или неудавшуюся вечеринку.
К «неудачам» Другой относил получение плохих отметок, или неудачную сдачу экзамена, или неудавшуюся вечеринку.
К неудачам МЫ относили все, что не отвечало НАШИМ завышенным ожиданиям.
К неудачам Другой относил все, что не отвечало его завышенным ожиданиям.
Отказ любого рода, на который МЫ реагировали сильной враждебностью, сходным образом воспринимался НАМИ как провал и, следовательно, как унижение.
Отказ любого рода, на который Другой реагировал сильной враждебностью, сходным образом воспринимался им как провал и, следовательно, как унижение.
НАШ страх чрезвычайно усиливался при мысли о том, что кто-то тайно злорадствует по поводу НАШЕЙ неудачи, потому что знает о НАШЕМ ненасытном честолюбии.
Страх Другого чрезвычайно усиливался при мысли о том, что кто-то тайно злорадствует по поводу его неудачи, потому что знает о его ненасытном честолюбии.
Чего МЫ страшились больше всего, так это публичного поражения в соперничестве.
Чего Другой страшился больше всего, так это публичного поражения в соперничестве.
МЫ сознавали, что простую неудачу можно простить, она может даже скорее возбудить симпатию, чем враждебность, но раз МЫ показали свою заинтересованность в успехе, то теперь окружены стаей преследующих врагов, которые притаились в ожидании случая сокрушить НАС при любом признаке слабости или неудачи.
Другой сознавал, что простую неудачу можно простить, она может даже скорее возбудить симпатию, чем враждебность, но раз он показал свою заинтересованность в успехе, то теперь окружен стаей преследующих врагов, которые притаились в ожидании случая сокрушить его при любом признаке слабости или неудачи.
Возникающие в результате этого НАШИ отношения различались в зависимости от содержания НАШЕГО страха.
Возникающие в результате этого отношения Другого различались в зависимости от содержания его страха.
НАШ акцент падал на страх неудачи как таковой, и МЫ удваивали свои усилия или даже шли на отчаянные действия в своих попытках избежать поражения.
Акцент Другого падал на страх неудачи как таковой, и он удваивал свои усилия или даже шел на отчаянные действия в своих попытках избежать поражения.
У НАС возникало острое состояние тревоги перед решающими испытаниями НАШЕЙ силы или способностей, такими, как экзамены или публичные выступления.
У Другого возникало острое состояние тревоги перед решающими испытаниями его силы или способностей, такими, как экзамены или публичные выступления.
НАШ акцент делался на страхе того, что остальные узнают о НАШЕМ честолюбии.
Акцент Другого делался на страхе того, что остальные узнают о его честолюбии. 
+21
02:15
1640
лика
17:06
и что делать.если в этом невротике узнаешь своего мужа?