Невротик по Хорни 9

Тревожность, которую МЫ испытывали, заставила НАС делать вид незаинтересованности и приводила к отказу от каких-либо усилий.
Тревожность, которую испытывал Другой, заставила его делать вид незаинтересованности и приводила к отказу от каких-либо усилий.
Контраст между этими двумя картинами порождал в НАС конфликт.
Контраст между этими двумя картинами порождал в Другом конфликт.
Два типа НАШЕГО страха порождали два совершенно различных набора характеристик.
Два типа страха Другого порождали два совершенно различных набора характеристик.
МЫ неистово работали перед экзаменами.
Другой неистово работал перед экзаменами.
МЫ не проявляли особого интереса к стоящей перед НАМИ задаче.
Другой не проявлял особого интереса к стоящей перед ним задаче.
МЫ осознавали лишь следствия своей тревожности.
Другой осознавал лишь следствия своей тревожности.
МЫ были не способными сосредоточиться на работе.
Другой был не способен сосредоточиться на работе.
МЫ осознавали, что были не способными сосредоточиться на работе.
Другой осознавал, что был не способен сосредоточиться на работе.
МЫ не осознавали, что были не способными сосредоточиться на работе.
Другой не осознавал, что был не способен сосредоточиться на работе.
МЫ испытывали ипохондрические страхи, такие, как страх болезни сердца из-за физического напряжения или страх нервного расстройства в результате чрезмерной умственной нагрузки.
Другой испытывал ипохондрические страхи, такие, как страх болезни сердца из-за физического напряжения или страх нервного расстройства в результате чрезмерной умственной нагрузки.
МЫ чувствовали себя измученными после любого усилия.
Другой чувствовал себя измученным после любого усилия.
В НАШУ деятельность была вовлечена тревожность.
В деятельность Другого была вовлечена тревожность.
НАША деятельность из-за наличия в ней тревожности, становилась изнуряющей.
Деятельность Другого из-за наличия в ней тревожности, становилась изнуряющей.
МЫ использовали НАШЕ истощение для доказательства того, что данные усилия губительны для НАШЕГО здоровья и поэтому их следует избегать.
Другой использовал свое истощение для доказательства того, что данные усилия губительны для его здоровья и поэтому их следует избегать.
В своем отвращении ко всякому усилию МЫ потерялись во всевозможных видах развлечений, в просмотре фильмов, слушании музыки, отвлеченном общении, стремлении хорошо выспаться и хорошо отдохнуть или принимали праздный образ жизни.
В своем отвращении ко всякому усилию Другой потерялся во всевозможных видах развлечений, в просмотре фильмов, слушании музыки, отвлеченном общении, стремлении хорошо выспаться и хорошо отдохнуть или принимал праздный образ жизни.
МЫ плохо одевались, предпочитая создавать впечатление, что МЫ безразличны к одежде, так как боялись непонимания и насмешек.
Другой плохо одевался, предпочитая создавать впечатление, что он безразличен к одежде, так как боялся непонимания и насмешек.
МЫ, будучи красивыми, но убежденные в обратном, не осмеливались пользоваться косметикой, хорошо одеваться на людях из-за боязни, что люди подумают: «Как смешон этот гадкий утенок, пытающийся выглядеть привлекательным!».
Другой, будучи красивым, но убежденный в обратном, не осмеливался пользоваться косметикой, хорошо одеваться на людях из-за боязни, что люди подумают: «Как смешон этот гадкий утенок, пытающийся выглядеть привлекательным!».
МЫ считали более безопасным делать то, что НАМ не повредит, а не то, что НАМ хочется делать.
Другой считал более безопасным делать то, что ему не повредит, а не то, что ему хочется делать.
НАШ принцип звучал так: не высовывайся, будь скромным и, самое главное, не привлекай к себе внимания.
Принцип Другого звучал так: не высовывайся, будь скромным и, самое главное, не привлекай к себе внимания.
НАШЕ стремление выделиться — например, слишком шикарным времяпрепровождением, большими расходами — играло важную роль в НАШЕМ соперничестве.
Стремление Другого выделиться — например, слишком шикарным времяпрепровождением, большими расходами — играло важную роль в его соперничестве.
НАШЕ отвращение к соперничеству приводило к старательному уходу от внимания к своей особе.
Отвращение Другого к соперничеству приводило к старательному уходу от внимания к своей особе.
МЫ стремились придерживаться общепринятых стандартов, оставаться в тени, не отличаться от остальных.
Другой стремился придерживаться общепринятых стандартов, оставаться в тени, не отличаться от остальных.
НАША тенденция питать отвращение к соперничеству являлась доминирующей чертой.
Тенденция Другого питать отвращение к соперничеству являлась доминирующей чертой.
НАША тенденция питать отвращение к соперничеству вела к отказу от любого риска.
Тенденция Другого питать отвращение к соперничеству вела к отказу от любого риска.
НАША такая безрисковая установка приносила с собой колоссальное обеднение НАШЕЙ жизни и не позволяла реализовать НАШИ потенциальные возможности.
Такая безрисковая установка Другого приносила с собой колоссальное обеднение его жизни и не позволяла реализовать его потенциальные возможности.
Только если обстоятельства не являлись крайне благоприятными, достижение счастья или успеха любого рода заранее предполагало для НАС способность рисковать и прилагать усилия и провоцировало НАС на отказ от попытки.
Только если обстоятельства не являлись крайне благоприятными, достижение счастья или успеха любого рода заранее предполагало для Другого способность рисковать и прилагать усилия и провоцировало его на отказ от попытки.
МЫ испытывали страх возможной неудачи.
Другой испытывал страх возможной неудачи.
В НАШЕМ невротическом соперничестве проявлялся страх возможной неудачи.
В невротическом соперничестве Другого проявлялся страх возможной неудачи.
НАША тревожность принимала форму боязни успеха.
Тревожность Другого принимала форму боязни успеха.
У НАС тревога по поводу враждебности других людей была столь велика, что МЫ испытывали страх перед успехом, даже если были убеждены в его достижимости.
У Другого тревога по поводу враждебности других людей была столь велика, что он испытывал страх перед успехом, даже если был убежден в его достижимости.
НАША боязнь успеха проистекала от страха вызвать зависть у остальных и таким образом потерять их расположение.
Боязнь успеха Другого проистекала от страха вызвать зависть у остальных и таким образом потерять их расположение.
МЫ осознавали этот страх.
Другой осознавал этот страх.
МЫ не осознавали этот страх.
Другой не осознавал этот страх.
МЫ полностью отказались от литературной, музыкальной, актерской работы, потому что чувствовали, что у НАС будет получаться.
Другой полностью отказался от литературной, музыкальной, актерской работы, потому что чувствовал, что у него будет получаться.
МЫ полностью отказались от литературной, музыкальной, актерской работы, потому что чувствовали, что НАМ придётся положить всё ради этого и идти в этом дальше, дальше, дальше.
Другой полностью отказался от литературной, музыкальной, актерской работы, потому что чувствовал, что ему придётся положить всё ради этого и идти в этом дальше, дальше, дальше.
МЫ возвращались к любимой работе и стали испытывать страх не оттого, что что-то не получалось, а наоборот, что все шло слишком гладко.
Другой возвращался к любимой работе и стал испытывать страх не оттого, что что-то не получалось, а наоборот, что все шло слишком гладко.
МЫ были неспособны что-либо делать из-за боязни вызвать зависть.
Другой был неспособен что-либо делать из-за боязни вызвать зависть.
МЫ тратили массу энергии на то, чтобы нравиться людям.
Другой тратил массу энергии на то, чтобы нравиться людям.
НАШ страх успеха проявлялся, как смутное опасение потерять друзей из-за своего успеха.
Страх успеха Другого проявлялся, как смутное опасение потерять друзей из-за своего успеха.
Испытывая этот страх, МЫ осознали не сам страх, а лишь возникающие на его основе внутренние запреты.
Испытывая этот страх, Другой осознал не сам страх, а лишь возникающие на его основе внутренние запреты.
МЫ чувствовали, что нечто удерживает НАС и не дает НАМ выиграть, завершить творение, хотя МЫ близки к победе, успеху, гениальному завершению.
Другой чувствовал, что нечто удерживает его и не дает ему выиграть, завершить творение, хотя он близок к победе, успеху, гениальному завершению.
МЫ забывали прийти на условленную встречу, имеющую решающее значение для НАШЕГО будущего.
Другой забывал прийти на условленную встречу, имеющую решающее значение для его будущего.
МЫ делали глупую оплошность, имеющую решающее значение в конце перед победой, успехом, завершением творения.
Другой делал глупую оплошность, имеющую решающее значение в конце перед победой, успехом, завершением творения.
МЫ могли четко и внятно изложить свои мысли и таким образом произвести хорошее впечатление.
Другой мог четко и внятно изложить свои мысли и таким образом произвести хорошее впечатление.
МЫ не могли четко и внятно довести дело до конца, «поставить завершающую точку» в деле.
Другой не мог четко и внятно довести дело до конца, «поставить завершающую точку» в деле.
В разговоре с одними людьми МЫ были уверены и тверды, в то время как с кем-то — пасовали и смущались.
В разговоре с одними людьми Другой был уверен и тверд, в то время как с кем-то — пасовал и смущался.
Хотя это НАС озадачивало, МЫ были не способны изменить свое поведение.
Хотя это озадачивало Другого, он был не способен изменить свое поведение.
МЫ, лишь достигнув глубинного осознания своей тенденции испытывать отвращение к соперничеству, МЫ могли понять, что, разговаривая с человеком, который интеллектуально ниже НАС, были вынуждены снижать свой интеллектуальный уровень, опасаясь своим превосходством задеть и унизить собеседника.
Другой, лишь достигнув глубинного осознания своей тенденции испытывать отвращение к соперничеству, Другой мог понять, что, разговаривая с человеком, который интеллектуально ниже его, был вынужден снижать свой интеллектуальный уровень, опасаясь своим превосходством задеть и унизить собеседника.
МЫ, разговаривая с человеком, который интеллектуально ниже НАС, были вынуждены снижать свой интеллектуальный уровень, опасаясь своим превосходством задеть и унизить собеседника.
Другой, разговаривая с человеком, который интеллектуально ниже него, был вынужден снижать свой интеллектуальный уровень, опасаясь своим превосходством задеть и унизить собеседника.
Действительно имея успех, МЫ не только не получали от него удовольствия, но даже не ощущали его как свой собственный.
Действительно имея успех, Другой не только не получал от него удовольствия, но даже не ощущал его как свой собственный.
МЫ умаляли свой успех, приписывая его некоторым благоприятным обстоятельствам или чьему-то содействию.
Другой умалял свой успех, приписывая его некоторым благоприятным обстоятельствам или чьему-то содействию.
После наслаждения успехом МЫ были склонны ощущать депрессию.
После наслаждения успехом Другой был склонен ощущать депрессию.
НАША депрессия после наслаждения успехом подпитывалась страхом успеха.
Депрессия Другого после наслаждения успехом подпитывалась страхом успеха.
НАША депрессия после наслаждения успехом подпитывалась НАШИМ неосознаваемым разочарованием, что реальный успех гораздо меньше НАШИХ тайных завышенных ожиданий.
Депрессия Другого после наслаждения успехом подпитывалась его неосознаваемым разочарованием, что реальный успех гораздо меньше его тайных завышенных ожиданий.
НАША конфликтная ситуация проистекала из отчаянного и навязчивого желания быть первым и из столь же сильного навязчивого побуждения сдерживать себя.
Конфликтная ситуация Другого проистекала из отчаянного и навязчивого желания быть первым и из столь же сильного навязчивого побуждения сдерживать себя.
Делая что-либо успешно, МЫ в следующий раз были вынуждены сделать это плохо.
Делая что-либо успешно, Другой в следующий раз был вынужден сделать это плохо.
За хорошим уроком у НАС следовал плохой.
За хорошим уроком у Другого следовал плохой.
За улучшением в ходе лечения у НАС следовал рецидив.
За улучшением в ходе лечения у Другого следовал рецидив.
Хорошее впечатление на людей МЫ сменяли плохим.
Хорошее впечатление на людей Другой сменял плохим.
МЫ повторяли такую последовательность и рождали чувство безнадежности в борьбе с превосходящими силами.
Другой повторял такую последовательность и рождал чувство безнадежности в борьбе с превосходящими силами.
МЫ были подобны Пенелопе, которая каждую ночь распускала то, что связала в течение дня.
Другой был подобен Пенелопе, которая каждую ночь распускала то, что связала в течение дня.
МЫ устанавливали себе внутренние запреты на каждом шагу.
Другой устанавливал себе внутренние запреты на каждом шагу.
НАШИ полностью вытесненные честолюбивые желания парализовали НАШУ работу.
Полностью вытесненные честолюбивые желания Другого парализовали его работу.
НАШИ полностью вытесненные честолюбивые желания лишали НАС возможности сконцентрироваться и завершить работу.
Полностью вытесненные честолюбивые желания Другого лишали его возможности сконцентрироваться и завершить работу.
НАШИ полностью вытесненные честолюбивые желания заставляли НАС уклониться от возможного успеха.
Полностью вытесненные честолюбивые желания Другого заставляли его уклониться от возможного успеха.
НАШИ полностью вытесненные честолюбивые желания мешали НАМ оценить свой успех.
Полностью вытесненные честолюбивые желания Другого мешали ему оценить свой успех.
МЫ создавали в своем воображении такую дистанцию между собой и своим реальным или воображаемым соперником, что любое соперничество представлялось НАМ абсурдным и поэтому устранялось из сознания.
Другой создавал в своем воображении такую дистанцию между собой и своим реальным или воображаемым соперником, что любое соперничество представлялось ему абсурдным и поэтому устранялось из сознания.
МЫ вытесняли из сознания тревожность по поводу наличия соперников.
Другой вытеснял из сознания тревожность по поводу наличия соперников.
МЫ достигали дистанции между собой и соперником возведением соперника на недосягаемую высоту, либо принижением себя.
Другой достигал дистанции между собой и соперником возведением соперника на недосягаемую высоту, либо принижением себя.
НАШЕ самоуничижение было сознательной стратегией, практикуемой просто по причинам целесообразности.
Самоуничижение Другого было сознательной стратегией, практикуемой просто по причинам целесообразности.
МЫ делали хорошую работу, но имели причины опасаться ревнивого отношения со стороны своего учителя.
Другой делал хорошую работу, но имел причины опасаться ревнивого отношения со стороны своего учителя.
МЫ принижали значение своей работы, чтобы ослабить зависть учителя, соперников.
Другой принижал значение своей работы, чтобы ослабить зависть учителя, соперников.
У НАС имелось весьма смутное представление о склонности к самонедооцениванию.
У Другого имелось весьма смутное представление о склонности к самонедооцениванию.
МЫ, хорошо справившись с порученной работой, считали, что остальные выполнили бы эту работу лучше или, что НАШ успех был случайным и МЫ, вероятно, не сможем добиться такого же хорошего результата еще раз.
Другой, хорошо справившись с порученной работой, считал, что остальные выполнили бы эту работу лучше или, что его успех был случайным и он, вероятно, не сможет добиться такого же хорошего результата еще раз.
МЫ искали в проделанной работе какой-то недостаток, чтобы обесценить достижение в целом.
Другой искал в проделанной работе какой-то недостаток, чтобы обесценить достижение в целом.
МЫ чувствовали себя несведущими в вопросах, относящихся к области НАШИХ собственных исследований, интересов, дел, профессионализма, пока кто-либо не напомнит НАМ об этом.
Другой чувствовал себя несведущим в вопросах, относящихся к области его собственных исследований, интересов, дел, профессионализма, пока кто-либо не напомнит ему об этом.
МЫ не только не принимали свое чувство неполноценности за чистую монету, но и настаивали на его обоснованности.
Другой не только не принимал свое чувство неполноценности за чистую монету, но и настаивал на его обоснованности.
Несмотря на свои жалобы по поводу тех страданий, которые НАМ причиняло чувство неполноценности, МЫ были далеки от того, чтобы признать какие-либо опровергающие его свидетельства.
Несмотря на свои жалобы по поводу тех страданий, которые Другому причиняло чувство неполноценности, он был далек от того, чтобы признать какие-либо опровергающие его свидетельства.
У НАС развивалось непомерное честолюбие в школе.
У Другого развивалось непомерное честолюбие в школе.
МЫ переживали унижение со стороны своей сестры.
Другой переживал унижение со стороны своей сестры.
МЫ считались превосходным учеником.
Другой считался превосходным учеником.
В глубине души МЫ были убеждены в своей тупости.
В глубине души Другой был убежден в своей тупости.
МЫ, несмотря на опровергающие доказательства, все же придерживались непоколебимой уверенности в своей непривлекательности.
Другой, несмотря на опровергающие доказательства, все же придерживался непоколебимой уверенности в своей непривлекательности.
До сорокалетнего возраста МЫ были убеждены, что МЫ еще слишком молоды, чтобы иметь свое мнение или брать на себя руководство.
До сорокалетнего возраста Другой был убежден, что он еще слишком молод, чтобы иметь свое мнение или брать на себя руководство.
А после сорока это убеждение сменялось у НАС чувством, что МЫ уже слишком стары.
А после сорока это убеждение сменялось у Другого чувством, что он уже слишком стар.
МЫ постоянно изумлялись оказываемым НАМ знакам внимания со стороны остальных, потому что считали себя незначительным и заурядным.
Другой постоянно изумлялся оказываемым ему знакам внимания со стороны остальных, потому что считал себя незначительным и заурядным.
Комплименты отбрасывались НАМИ как пустая лесть, за которой МЫ видели скрытые мотивы, отчего приходили в ярость.
Комплименты отбрасывались Другим как пустая лесть, за которой он видел скрытые мотивы, отчего приходил в ярость.
НАШЕ чувство неполноценности выполняло у НАС важную функцию и по этой причине сохранялось и поддерживалось.
Чувство неполноценности Другого выполняло у него важную функцию и по этой причине сохранялось и поддерживалось.
Значение НАШЕГО чувства неполноценности состояло в том, что, принижая себя в собственном представлении и вследствие этого ставя себя ниже других людей и сдерживая свое честолюбие, МЫ ослабляли тревожность, связанную с соперничеством.
Значение чувства неполноценности Другого состояло в том, что, принижая себя в собственном представлении и вследствие этого ставя себя ниже других людей и сдерживая свое честолюбие, он ослаблял тревожность, связанную с соперничеством.
НАШЕ чувство неполноценности фактически ухудшало НАШЕ положение по той причине, что принижение НАШЕГО собственного «Я» вело к ослаблению НАШЕЙ уверенности в себе.
Чувство неполноценности Другого фактически ухудшало его положение по той причине, что принижение его собственного «Я» вело к ослаблению его уверенности в себе.
Уверенность в себе являлась для НАС необходимой предпосылкой для любого достижения, относилось ли оно к попытке изменить стандартный рецепт по приготовлению салата, к продаже товаров, отстаиванию собственного мнения или к попытке произвести хорошее впечатление на потенциального родственника.
Уверенность в себе являлась для Другого необходимой предпосылкой для любого достижения, относилось ли оно к попытке изменить стандартный рецепт по приготовлению салата, к продаже товаров, отстаиванию собственного мнения или к попытке произвести хорошее впечатление на потенциального родственника.
МЫ, будучи с ярко выраженной склонностью принижать себя, видели сны, в которых НАШИ соперники обнаруживали свое превосходство над НАМИ или в которых МЫ находились в невыгодном положении.
Другой, будучи с ярко выраженной склонностью принижать себя, видел сны, в которых его соперники обнаруживали свое превосходство над ним или в которых он находился в невыгодном положении.
Подсознательно МЫ желали торжества над соперниками.
Подсознательно Другой желал торжества над соперниками.
НАШИ сновидения противоречили собой исполнению НАШИХ желаний.
Сновидения Другого противоречили собой исполнению его желаний.
Непосредственное исполнение желания вызывало у НАС слишком сильную тревогу.
Непосредственное исполнение желания вызывало у Другого слишком сильную тревогу.
Ослабление этой тревоги для НАС было важнее, чем непосредственное осуществление желания.
Ослабление этой тревоги для Другого было важнее, чем непосредственное осуществление желания.
МЫ, опасаясь своего честолюбия, видели сны, в которых МЫ терпим поражение.
Другой, опасаясь своего честолюбия, видел сны, в которых он терпит поражение.
НАШИ сновидения выражали не желание потерпеть поражение, а то, что МЫ предпочитали поражение как меньшее зло.
Сновидения Другого выражали не желание потерпеть поражение, а то, что он предпочитал поражение как меньшее зло.
МЫ отчаянно «боролись» с кем-то, стремясь нанести ему поражение.
Другой отчаянно «боролся» с кем-то, стремясь нанести ему поражение.
НАМ приснилось, что кто-то успешно превосходит НАС, а МЫ смиренно восхищаемся им.
Другому приснилось, что кто-то успешно превосходит его, а он смиренно восхищается им.
МЫ смиренно восхищались НАШИМ конкурентом.
Другой смиренно восхищался своим конкурентом.
Честолюбивому учителю снилось, что его ученик был учителем, и что ему удалось выполнить его задание.
МЫ умаляли те НАШИ способности, с помощью которых наиболее страстно желали отличиться.
Другой умалял те свои способности, с помощью которых наиболее страстно желал отличиться.
НАШЕ честолюбие было связано с интеллектуальной сферой, инструментом отличия МЫ использовали НАШ интеллект.
Честолюбие Другого было связано с интеллектуальной сферой, инструментом отличия он использовал свой интеллект.
МЫ умаляли достоинства НАШЕГО интеллекта.
Другой умалял достоинства своего интеллекта.
НАШЕ честолюбие было связано с эротической сферой, средствами отличия МЫ использовали НАШИ внешний вид и обаяние.
Честолюбие Другого было связано с эротической сферой, средствами отличия он использовал свой внешний вид и обаяние.
МЫ умаляли НАШ внешний вид и обаяние.
Другой умалял свой внешний вид и обаяние.
В чем МЫ были склонны принижать себя, там были сосредоточены НАШИ главные честолюбивые стремления.
В чем Другой был склонен принижать себя, там были сосредоточены его главные честолюбивые стремления.
НАШЕ чувство собственной неполноценности не было связано с НАШЕЙ действительной неполноценностью.
Чувство собственной неполноценности Другого не было связано с его действительной неполноценностью.
НАШЕ чувство собственной неполноценности проявлялось, как результат НАШЕЙ тенденции решительно избегать любого соперничества.
Чувство собственной неполноценности Другого проявлялось, как результат его тенденции решительно избегать любого соперничества.
НАШЕ чувство собственной неполноценности не было связано с имеющимися у НАС недостатками, с настоящими просчетами и упущениями.
Чувство собственной неполноценности Другого не было связано с имеющимися у него недостатками, с настоящими просчетами и упущениями.
НАШЕ чувство собственной неполноценности являлось результатом НАШИХ как действительных, так и воображаемых несоответствий требованиям.
Чувство собственной неполноценности Другого являлось результатом его как действительных, так и воображаемых несоответствий требованиям.
НАШЕ чувство собственной неполноценности представляло собой сочетание обусловленных НАШЕЙ тревожностью тенденций к принижению себя и понимания имеющихся недостатков и слабых мест.
Чувство собственной неполноценности Другого представляло собой сочетание обусловленных его тревожностью тенденций к принижению себя и понимания имеющихся недостатков и слабых мест.
МЫ не могли обманывать себя, хотя и были в состоянии не допускать определенные побуждения до осознания.
Другой не мог обманывать себя, хотя и был в состоянии не допускать определенные побуждения до осознания.
МЫ не допускали определенные побуждения до НАШЕГО сознания.
Другой не допускал определенные побуждения до своего сознания.
МЫ глубине души знали, что у НАС имеются антисоциальные побуждения, которые МЫ должны скрывать, что МЫ далеко не искренни в своих отношениях.
Другой глубине души знал, что у него имеются антисоциальные побуждения, которые он должен скрывать, что он далеко не искренен в своих отношениях.
То, каким МЫ хотели выглядеть, резко отличалось от НАШИХ подспудных стремлений, которые МЫ скрывали за внешней видимостью.
То, каким Другой хотел выглядеть, резко отличалось от его подспудных стремлений, которые он скрывал за внешней видимостью.
Регистрация НАМИ всех НАШИХ расхождений являлось для НАС важной причиной для НАШЕГО ощущения собственной неполноценности.
Регистрация Другим всех его расхождений являлось для него важной причиной для его ощущения собственной неполноценности.
МЫ четко не осознавали источника НАШИХ расхождений.
Другой четко не осознавал источника своих расхождений.
НАШИ расхождения брали свое начало в НАШИХ вытесненных побуждениях.
Расхождения Другого брали свое начало в его вытесненных побуждениях.
МЫ создавали себе основания для чувства неполноценности.
Другой создавал себе основания для чувства неполноценности.
НАШИ созданные основания для НАШЕГО чувства неполноценности не являлись реальными причинами, а представляли собой лишь рационализации.
Созданные основания Другого для его чувства неполноценности не являлись реальными причинами, а представляли собой лишь рационализации.
МЫ считали, что НАШЕ чувство собственной неполноценности прямо выражало присущие НАМ слабости и недостатки.
Другой считал, что его чувство собственной неполноценности прямо выражало присущие ему слабости и недостатки.
На основе НАШИХ честолюбивых стремлений МЫ строили фантастические представления о собственной ценности и важности.
На основе своих честолюбивых стремлений Другой строил фантастические представления о собственной ценности и важности.
МЫ не могли не соизмерять НАШИ реальные достижения со своими представлениями о гениальности или совершенном человеке.
Другой не мог не соизмерять свои реальные достижения со своими представлениями о гениальности или совершенном человеке.
При таком сравнении НАШИ реальные действия или НАШИ реальные возможности представлялись НАМ слабыми или низкими.
При таком сравнении реальные действия Другого или его реальные возможности представлялись ему слабыми или низкими.
Общим результатом этих НАШИХ тенденций являлось то, что МЫ навлекали на себя реальные неудачи или не достигали тех результатов, каких могли бы достичь, принимая во внимание НАШИ возможности и НАШИ дарования.
Общим результатом этих тенденций Другого являлось то, что он навлекал на себя реальные неудачи или не достигал тех результатов, каких мог бы достичь, принимая во внимание свои возможности и свои дарования.
Чем старше МЫ становились, тем сильнее ощущали расхождение между своими потенциальными возможностями и реальными достижениями.
Чем старше становился Другой, тем сильнее ощущал расхождение между своими потенциальными возможностями и реальными достижениями.
МЫ начинали понимать, что НАШИ способности и дарования растрачиваются впустую, что НАШЕ развитие в личностном плане блокировано, что МЫ не обретаем зрелости с течением времени.
Другой начинал понимать, что его способности и дарования растрачиваются впустую, что его развитие в личностном плане блокировано, что он не обретает зрелости с течением времени.
НАШЕ несоответствие между потенциальными возможностями и достижениями обусловливалось внешними обстоятельствами.
Несоответствие между потенциальными возможностями и достижениями Другого обусловливалось внешними обстоятельствами.
НАШЕ несоответствие, которое образовывалось у НАС и которое составляло неотъемлемый признак НАШИХ неврозов, было обусловлено НАШИМИ внутренними конфликтами.
Несоответствие Другого, которое образовывалось у него и которое составляло неотъемлемый признак его неврозов, было обусловлено его внутренними конфликтами.
НАШИ действительные неудачи и следующее за ними углубление несоответствия между НАШИМИ потенциальными возможностями и достижениями неизбежно придавали еще большую силу испытываемому НАМИ чувству собственной неполноценности.
Действительные неудачи Другого и следующее за ними углубление несоответствия между его потенциальными возможностями и достижениями неизбежно придавали еще большую силу испытываемому им чувству собственной неполноценности.
МЫ не только думали о себе таким образом, но и на самом деле оказывались ниже того уровня, на котором МЫ могли бы быть.
Другой не только думал о себе таким образом, но и на самом деле оказывался ниже того уровня, на котором он мог бы быть.
Влияние такого осложнения было у НАС тем значительнее, что оно придавало НАШЕМУ чувству неполноценности реальные основания.
Влияние такого осложнения было у Другого тем значительнее, что оно придавало его чувству неполноценности реальные основания.
У НАШЕГО чувства неполноценности появлялись реальные основания.
У чувства неполноценности Другого появлялись реальные основания.
НАШЕ несоответствие между амбициозными притязаниями и сравнительно бедной реальностью, становилось для НАС настолько непереносимым, что требовало каких-либо средств защиты.
Несоответствие между амбициозными притязаниями Другого и сравнительно бедной реальностью, становилось для него настолько непереносимым, что требовало каких-либо средств защиты.
В качестве такого средства МЫ подключали фантазию.
В качестве такого средства Другой подключал фантазию.
Все более и более МЫ заменяли достижимые цели грандиозными замыслами.
Все более и более Другой заменял достижимые цели грандиозными замыслами.
То значение, которое они имели для НАС, было велико.
То значение, которое они имели для Другого, было велико.
НАШИ грандиозные замыслы:
тщательно скрывали непереносимое для НАС чувство собственного ничтожества;
давали НАМ чувство собственной значимости, не заставляя вступать в какое-либо соперничество и, таким образом, не подвергая риску неудачи или успеха;
позволяли НАМ вообразить картины, по своей грандиозности намного превышающие любую реально достижимую цель.
Грандиозные замыслы Другого:
тщательно скрывали непереносимое для него чувство собственного ничтожества;
давали ему чувство собственной значимости, не заставляя вступать в какое-либо соперничество и, таким образом, не подвергая риску неудачи или успеха;
позволяли ему вообразить картины, по своей грандиозности намного превышающие любую реально достижимую цель.
Такой, ведущий в тупик смысл претенциозных фантазий делает НАШИ грандиозные замыслы опасными для НАС.
Такой, ведущий в тупик смысл претенциозных фантазий делает грандиозные замыслы Другого опасными для него.
Для НАС подобный «тупик» имел определенные преимущества по сравнению с «прямой дорогой».
Для Другого подобный «тупик» имел определенные преимущества по сравнению с «прямой дорогой».
У НАС возникали невротические представления о собственном величии.
У Другого возникали невротические представления о собственном величии.
МЫ чересчур возвышали себя, приписывали чрезмерно важное значение тому, что делаем в данное время.
Другой чересчур возвышал себя, приписывал чрезмерно важное значение тому, что делает в данное время.
МЫ предавались фантазиям о том, что МЫ можем сделать.
Другой предавался фантазиям о том, что он может сделать.
НАШИ фантазии и замыслы оставались как бы декоративным обрамлением.
Фантазии и замыслы Другого оставались как бы декоративным обрамлением.
МЫ не придавали им серьезного значения.
Другой не придавал им серьезного значения.
МЫ, будучи одержимыми идеями собственного величия, находились на другом конце шкалы и
МЫ были убеждены в том, что являемся гением, японским императором, Наполеоном, Христом, кем угодно и отвергали любое свидетельство реальности, опровергающее такое убеждение.
Другой, будучи одержимым идеями собственного величия, находился на другом конце шкалы и
он был убежден в том, что является гением, японским императором, Наполеоном, Христом, кем угодно и отвергал любое свидетельство реальности, опровергающее такое убеждение.
МЫ были абсолютно неспособны воспринять какое-либо напоминание о том, что в действительности МЫ являемся бедным швейцаром, или пациентом сумасшедшего дома, или объектом пренебрежения и насмешек.
Другой был абсолютно неспособен воспринять какое-либо напоминание о том, что в действительности он является бедным швейцаром, или пациентом сумасшедшего дома, или объектом пренебрежения и насмешек.
Если МЫ хоть в какой-то мере осознавали это несоответствие, то отдавали предпочтение своим грандиозным фантазиям и считали, что остальные ничего но понимают или умышленно относятся к НАМ пренебрежительно, чтобы причинить НАМ боль.
Если Другой хоть в какой-то мере осознавал это несоответствие, то отдавал предпочтение своим грандиозным фантазиям и считал, что остальные ничего но понимают или умышленно относятся к нему пренебрежительно, чтобы причинить ему боль.
МЫ находились где-то между этими двумя крайностями, между поведением адекватного человека и психопата.
Другой находился где-то между этими двумя крайностями, между поведением адекватного человека и психопата.
МЫ считали, обижались, что остальные НАС не понимают, не ценят, умышленно пренебрегают НАМИ.
Другой считал, обижался, что остальные НАС не понимают, не ценят, умышленно пренебрегают им.
Если МЫ сознавали свою завышенную самооценку, НАША сознательная реакция на нее напоминала реакцию здорового человека.
Если Другой сознавал свою завышенную самооценку, его сознательная реакция на нее напоминала реакцию здорового человека.
Если в мечтах МЫ представали в облике персоны королевской крови, то находили такие мечты смешными.
Если в мечтах Другой представал в облике персоны королевской крови, то находил такие мечты смешными.
НАШИ фантазии о собственном величии (хотя на уровне сознания МЫ отвергали их как нереальные) имели для НАС значение эмоциональной реальности, сходное с той ценностью, которую они имеют для психопата.
Фантазии Другого о собственном величии (хотя на уровне сознания он отвергал их как нереальные) имели для него значение эмоциональной реальности, сходное с той ценностью, которую они имеют для психопата.
Будучи хрупкими и шаткими, НАШИ фантазии, тем не менее, являлись опорами, на которых покоилась НАША самооценка, и поэтому МЫ были вынуждены цепляться за них.
Будучи хрупкими и шаткими, фантазии Другого, тем не менее, являлись опорами, на которых покоилась его самооценка, и поэтому он был вынужден цепляться за них.
Опасность, связанная с этой функцией, обнаруживалась у НАС в ситуациях, где НАШЕМУ чувству собственного достоинства наносился определенный удар.
Опасность, связанная с этой функцией, обнаруживалась у Другого в ситуациях, где его чувству собственного достоинства наносился определенный удар.
При ударе по чувству собственного достоинства НАША опора рушилась, МЫ падали и не могли оправиться от этого падения.
При ударе по чувству собственного достоинства опора Другого рушилась, он падал и не мог оправиться от этого падения.
МЫ, имея веские основания считать, что НАШ партнер, какой-то человек любит НАС, узнавали о его сомнениях относительно серьезных отношений с НАМИ.
Другой, имея веские основания считать, что его партнер, какой-то человек любит его, узнавал о его сомнениях относительно серьезных отношений с ним.
МЫ считали себя слишком молодыми, слишком неопытными, чтобы жениться, строить серьезные отношения.
Другой считал себя слишком молодым, слишком неопытным, чтобы жениться, строить серьезные отношения.
МЫ полагали более разумным узнать других девушек, прежде чем окончательно связать себя.
Другой полагал более разумным узнать других девушек, прежде чем окончательно связать себя.
МЫ не смогли оправиться от удара по НАШЕМУ самолюбию, по НАШЕМУ идеальному образу себя.
Другой не смог оправиться от удара по его самолюбию, по его идеальному образу себя.
МЫ впадали в депрессию.
Другой впадал в депрессию.
МЫ начинали ощущать неуверенность в работе.
Другой начинал ощущать неуверенность в работе.
У НАС возникал чрезмерный страх неудачи.
У Другого возникал чрезмерный страх неудачи.
У НАС возникало желание отойти от всего — как от людей, так и от работы.
У Другого возникало желание отойти от всего — как от людей, так и от работы.
НАШ страх был столь непреодолимым, что даже такие вселяющие уверенность события, как благоприятное разрешение ситуации, полный успех в деле, за которое МЫ боялись, не возвращали НАМ уверенности.
Страх Другого был столь непреодолимым, что даже такие вселяющие уверенность события, как благоприятное разрешение ситуации, полный успех в деле, за которое он боялся, не возвращали ему уверенности.
МЫ упорно игнорировали инциденты, которые шли вразрез с НАШЕЙ иллюзией.
Другой упорно игнорировал инциденты, которые шли вразрез с его иллюзией.
МЫ с болезненной педантичностью отмечали малейшие инциденты, которые шли вразрез с НАШЕЙ сознательной иллюзией.
Другой с болезненной педантичностью отмечал малейшие инциденты, которые шли вразрез с его сознательной иллюзией.
МЫ колебались в своей самооценке между ощущениями величия и ничтожества.
Другой колебался в своей самооценке между ощущениями величия и ничтожества.
МЫ впадали из одной крайности в другую.
Другой впадал из одной крайности в другую.
Одновременно с чувством твердой убежденности в своей исключительной значимости МЫ удивлялись, что НАС кто-либо воспринимает всерьез.
Одновременно с чувством твердой убежденности в своей исключительной значимости Другой удивлялся, что его кто-либо воспринимает всерьез.
В одно и то же время МЫ ощущали собственную ничтожность, угнетение и ярость оттого, что кто-то может подумать, что МЫ нуждаемся в помощи.
В одно и то же время Другой ощущал собственную ничтожность, угнетение и ярость оттого, что кто-то может подумать, что он нуждается в помощи.
НАШУ чувствительность можно было сравнить с чувствительностью человека, все тело которого покрыто язвами и который вздрагивает от боли при малейшем прикосновении.
Чувствительность Другого можно было сравнить с чувствительностью человека, все тело которого покрыто язвами и который вздрагивает от боли при малейшем прикосновении.
МЫ чувствовали себя обиженными, презираемыми, оскорбляемыми и реагировали соответствующим мстительным негодованием.
Другой чувствовал себя обиженным, презираемым, оскорбляемым и реагировал соответствующим мстительным негодованием.
У НАС проявлялось действие «порочного круга».
У Другого проявлялось действие «порочного круга».
Идеи о собственном величии имели у НАС определенное значение в плане успокоения и давали НАМ некоторую поддержку.
Идеи о собственном величии имели у Другого определенное значение в плане успокоения и давали ему некоторую поддержку.
НАШИ идеи о собственном величии закрепляли НАШУ тенденцию избегать соперничества.
Идеи Другого о собственном величии закрепляли его тенденцию избегать соперничества.
НАШИ идеи о собственном величии через механизм чувствительности усиливали НАШ гнев и, как следствие этого, порождали еще большую тревожность.
Идеи Другого о собственном величии через механизм чувствительности усиливали его гнев и, как следствие этого, порождали еще большую тревожность.
У НАС проявлялась эта картина тяжелых неврозов.
У Другого проявлялась эта картина тяжелых неврозов.
Эта картина проявлялась у НАС в менее серьезных случаях, где МЫ могли о ней даже не подозревать.
Эта картина проявлялась у Другого в менее серьезных случаях, где он мог о ней даже не подозревать.
У НАС начиналась и своего рода «полоса удач», как только НАМ удавалось заняться плодотворной работой.
У Другого начиналась и своего рода «полоса удач», как только ему удавалось заняться плодотворной работой.
Под действием идей о собственном величии у НАС возрастала уверенность в себе, и вследствие этого необходимость в мыслях о собственном величии отпадала.
Под действием идей о собственном величии у Другого возрастала уверенность в себе, и вследствие этого необходимость в мыслях о собственном величии отпадала.
НАШЕ отсутствие успеха, отставание от остальных в любом отношении, касалось ли оно денег или любви, безопасности или счастья, делало НАС завистливым по отношению к остальным и как результат этого усиливало НАШЕ отношение злобной зависти, которое проистекало у НАС из иных источников.
Отсутствие успеха у Другого, отставание от остальных в любом отношении, касалось ли оно денег или любви, безопасности или счастья, делало его завистливым по отношению к остальным и как результат этого усиливало его отношение злобной зависти, которое проистекало у него из иных источников.
НАШЕ отсутствие успеха делало НАС завистливыми по отношению к остальным.
Отсутствие у Другого успеха делало его завистливым по отношению к остальным.
НАШЕ завистливое отношение вследствие отсутствия успеха питало НАШУ зависть, имеющую корни из иных источников.
Завистливое отношение Другого вследствие отсутствия успеха питало его зависть, имеющую корни из иных источников.
Что-либо заставляло НАС вытеснять свое завистливое отношение.
Что-либо заставляло Другого вытеснять свое завистливое отношение.
НАШЕ прирожденное благородство характера заставляло НАС вытеснять своё завистливое отношение.
Прирожденное благородство характера Другого заставляло его вытеснять своё завистливое отношение.
НАШЕ глубокое убеждение в том, что у НАС нет никакого права требовать что-либо для себя заставляло НАС вытеснять своё завистливое отношение.
Глубокое убеждение Другого в том, что у него нет никакого права требовать что-либо для себя заставляло его вытеснять своё завистливое отношение.
Неспособность осознавать свое несчастье заставляло НАС вытеснять своё завистливое отношение.
Неспособность осознавать свое несчастье заставляло Другого вытеснять своё завистливое отношение.
Чем сильнее вытеснялась НАША зависть, тем более проецировалась она на остальных.
Чем сильнее вытеснялась зависть Другого, тем более проецировалась она на остальных.
НАША вытесненная и спроецированная на остальных зависть порождала у НАС почти что параноидальный страх того, что остальные во всем НАМ завидуют.
Вытесненная и спроецированная на остальных зависть Другого порождала у него почти что параноидальный страх того, что остальные во всем ему завидуют.
Эта тревожность была у НАС столь сильной, что МЫ чувствовали явное беспокойство, если с НАМИ случалось нечто хорошее: новая работа, хорошие прибыли, лестное признание, удачное приобретение, успех в любовных взаимоотношениях или что-либо еще.
Эта тревожность была у Другого столь сильной, что он чувствовал явное беспокойство, если с ним случалось нечто хорошее: новая работа, хорошие прибыли, лестное признание, удачное приобретение, успех в любовных взаимоотношениях или что-либо еще.
Вследствие этого НАША тревожность в громадной степени усиливала НАШИ тенденции воздерживаться от приобретения или достижения чего-либо.
Вследствие этого тревожность Другого в громадной степени усиливала его тенденции воздерживаться от приобретения или достижения чего-либо.
У НАС проявлялись, запускались и работали главные звенья «порочного круга», который возникал из НАШЕГО невротического стремления к власти, престижу и обладанию:
тревожность, враждебность, снижение самоуважения;
стремление к власти;
усиление враждебности и тревожности;
отвращение к соперничеству (с сопутствующими ему тенденциями принижать себя);
неудачи и расхождения между потенциальными возможностями и достижениями;
возрастание чувства собственного превосходства (со злобной завистью);
усиление представлений о собственном величии (со страхом зависти);
возрастание чувствительности (и возобновление склонности избегать соперничества);
рост враждебности и тревожности, которая вновь запускает этот цикл.
У Другого проявлялись, запускались и работали главные звенья «порочного круга», который возникал из его невротического стремления к власти, престижу и обладанию:
тревожность, враждебность, снижение самоуважения;
стремление к власти;
усиление враждебности и тревожности;
отвращение к соперничеству (с сопутствующими ему тенденциями принижать себя);
неудачи и расхождения между потенциальными возможностями и достижениями;
возрастание чувства собственного превосходства (со злобной завистью);
усиление представлений о собственном величии (со страхом зависти);
возрастание чувствительности (и возобновление склонности избегать соперничества);
рост враждебности и тревожности, которая вновь запускает этот цикл.
Зависть играла свою роль в НАШИХ неврозах.
Зависть играла свою роль в неврозах Другого.
МЫ, осознали МЫ это или нет, в действительности являлись не только очень несчастным человеком, но и не видели какой-либо возможности избежать своих невзгод.
Другой, осознал он это или нет, в действительности являлся не только очень несчастным человеком, но и не видел какой-либо возможности избежать своих невзгод.
МЫ не видели какой-либо возможности избежать своих невзгод.
Другой не видел какой-либо возможности избежать своих невзгод.
МЫ пытались избежать своих невзгод.
Другой пытался избежать своих невзгод.
У НАС проистекало движение по «порочному кругу», состоящему из попыток получить успокоение.
У Другого проистекало движение по «порочному кругу», состоящему из попыток получить успокоение.
МЫ ощущали НАШЕ движение по «порочному кругу» как западню, в которую МЫ попались без надежды выбраться.
Другой ощущал свое движение по «порочному кругу» как западню, в которую он попался без надежды выбраться.
МЫ испытывали ощущение, будто НАС загнали в подвал, в котором множество дверей, но, какую бы из них МЫ не открывали, все они вели в новую темноту.
Другой испытывал ощущение, будто его загнали в подвал, в котором множество дверей, но, какую бы из них он не открывал, все они вели в новую темноту.
МЫ твердо знали, что имеется выход наружу, к солнечному свету.
Другой твердо знал, что имеется выход наружу, к солнечному свету.
МЫ ощущали, испытывали парализующую беспомощность.
Другой ощущал, испытывал парализующую беспомощность.
НАШ тяжелый невроз был неразрешим без осознания той парализующей беспомощности, которая связана с ним.
Тяжелый невроз Другого был неразрешим без осознания той парализующей беспомощности, которая связана с ним.
МЫ выражали свое раздражение явным образом.
Другой выражал свое раздражение явным образом.
НАШЕ раздражение было глубоко спрятано за покорностью или показным оптимизмом.
Раздражение Другого было глубоко спрятано за покорностью или показным оптимизмом.
У НАС было непросто усмотреть, что за всеми НАШИМИ претензиями, странным тщеславием, враждебными отношениями скрывается человеческое существо, которое страдает и ощущает себя навсегда отлученным от всего того, что делает жизнь привлекательной, которое знает, что даже если достигает желаемого, все равно не сможет получить от этого удовольствия.
У Другого было непросто усмотреть, что за всеми его претензиями, странным тщеславием, враждебными отношениями скрывается человеческое существо, которое страдает и ощущает себя навсегда отлученным от всего того, что делает жизнь привлекательной, которое знает, что даже если достигает желаемого, все равно не сможет получить от этого удовольствия.
МЫ страдали и ощущали себя навсегда отлученным от всего того, что делает жизнь привлекательной.
Другой страдал и ощущал себя навсегда отлученным от всего того, что делает жизнь привлекательной.
МЫ знали, что если и достигнем желаемого, всё равно не сможем получить от этого удовольствия.
Другой знал, что если и достигнет желаемого, всё равно не сможет получить от этого удовольствия.
Для НАС была закрыта всякая возможность счастья.
Для Другого была закрыта всякая возможность счастья.
МЫ должны были бы быть настоящим ангелом, если бы не испытывали ненависти к миру, принадлежать к которому МЫ не могли.
Другой должен был бы быть настоящим ангелом, если бы не испытывал ненависти к миру, принадлежать к которому он не мог.
МЫ испытывали ненависть к миру, принадлежать которому не могли, насладиться которым не могли, от которого не получали никакого удовольствия.
Другой испытывал ненависть к миру, принадлежать которому не мог, насладиться которым не мог, от которого не получал никакого удовольствия.
НАША постепенно развивающаяся безнадежность являлось той основой, которая постоянно порождала НАШУ зависть.
Постепенно развивающаяся безнадежность Другого являлось той основой, которая постоянно порождала его зависть.
У НАС проявлялась не столько зависть к чему-то конкретному, сколько то, что Ницше обозначил как Lebensneid, общее чувство зависти к каждому, кто более спокоен, более уравновешен, более счастлив, более открыт, более уверен в себе.
У Другого проявлялась не столько зависть к чему-то конкретному, сколько то, что Ницше обозначил как Lebensneid, общее чувство зависти к каждому, кто более спокоен, более уравновешен, более счастлив, более открыт, более уверен в себе.
У НАС развилось подобное чувство безнадежности и независимо от того, близко или далеко оно было от НАШЕГО сознания, МЫ пытались объяснить его.
У Другого развилось подобное чувство безнадежности и независимо от того, близко или далеко оно было от его сознания, он пытался объяснить его.
МЫ не усматривали в нём неумолимого процесса.
Другой не усматривал в нём неумолимого процесса.
МЫ усматривали причину НАШЕГО такого чувства безнадежности (перед более спокойными, жизнерадостными людьми) либо в других, либо в самом себе.
Другой усматривал причину его такого чувства безнадежности (перед более спокойными, жизнерадостными людьми) либо в других, либо в самом себе.
МЫ винили и себя и остальных, хотя на передний план выдвигались остальные.
Другой винил и себя и остальных, хотя на передний план выдвигались остальные.
МЫ винили и себя и остальных, хотя на передний план выдвигались МЫ сами.
Другой винил и себя и остальных, хотя на передний план выдвигался он сам.
Возлагая вину на остальных, МЫ в результате занимали обвинительную позицию — либо по отношению к судьбе в целом, либо к обстоятельствам, либо в адрес конкретных лиц: родителей, педагогов, мужа, врача.
Возлагая вину на остальных, Другой в результате занимал обвинительную позицию — либо по отношению к судьбе в целом, либо к обстоятельствам, либо в адрес конкретных лиц: родителей, педагогов, мужа, врача.
У НАС проявлялись невротические претензии к другим людям.
У Другого проявлялись невротические претензии к другим людям.
МЫ думали, говорили, решали, считали следующим образом: «Поскольку все ответственны за мое страдание, то помогать мне — ваш долг, и я имею право ожидать такой помощи от вас».
Другой думал, говорил, решал, считал следующим образом: «Поскольку все ответственны за мое страдание, то помогать мне — ваш долг, и я имею право ожидать такой помощи от вас».
В той мере, в какой МЫ искали источник зла в себе, МЫ чувствовали, что заслужили свое несчастье.
В той мере, в какой Другой искал источник зла в себе, он чувствовал, что заслужил свое несчастье.
Разговор о НАШЕЙ тенденции перекладывать вину на кого-то давал повод для неправильного понимания.
Разговор о тенденции Другого перекладывать вину на кого-то давал повод для неправильного понимания.
МЫ воспринимали понимание, разговор о НАШЕЙ тенденции перекладывать вину на кого-то так, как будто НАШИ обвинения беспочвенны.
Другой воспринимал понимание, разговор о его тенденции перекладывать вину на кого-то так, как будто его обвинения беспочвенны.
В действительности у НАС были весьма веские причины для обвинения, потому, что с НАМИ обращались несправедливо, особенно в детстве.
В действительности у Другого были весьма веские причины для обвинения, потому, что с ним обращались несправедливо, особенно в детстве.
В НАШИХ обвинениях имелись также невротические элементы.
В обвинениях Другого имелись также невротические элементы.
НАШИ невротические элементы обвинений проявлялись в виде конструктивных усилий, ведущих к позитивным целям, но проявлялись безрассудно.
Невротические элементы обвинений Другого проявлялись в виде конструктивных усилий, ведущих к позитивным целям, но проявлялись безрассудно.
МЫ выдвигали НАШИ обвинения против тех людей, которые искренне хотели помочь НАМ.
Другой выдвигал свои обвинения против тех людей, которые искренне хотели помочь ему.
МЫ были совершенно неспособны возложить вину и высказать свои обвинения в адрес тех людей, которые действительно причиняли НАМ зло.
Другой был совершенно неспособен возложить вину и высказать свои обвинения в адрес тех людей, которые действительно причиняли НАМ зло.
У НАС проявлялось невротическое чувство вины.
У Другого проявлялось невротическое чувство вины.
В НАШЕЙ картине проявления неврозов чувство вины играло первостепенную роль.
В картине проявления неврозов Другого чувство вины играло первостепенную роль.
При неврозах НАШЕ чувство вины выражалось открыто и сильно.
При неврозах чувство вины Другого выражалось открыто и сильно.
При неврозах НАШЕ чувство вины было скрыто.
При неврозах чувство вины Другого было скрыто.
На наличие у НАС чувства вины указывало НАШЕ поведение, взаимоотношения, образ мышления и реагирования.
На наличие у Другого чувства вины указывало его поведение, взаимоотношения, образ мышления и реагирования.
У НАС имелись проявления, указывающие на наличие у НАС чувства вины.
У Другого имелись проявления, указывающие на наличие у него чувства вины.
МЫ были склонны объяснять свои страдания как заслуженные.
Другой был склонен объяснять свои страдания как заслуженные.
НАШЕ чувство, что НАШИ страдания заслужены, было крайне смутно и неопределенно.
Чувство Другого, что его страдания заслужены, было крайне смутно и неопределенно.
НАШЕ чувство, что НАШИ страдания заслужены, было связано с мыслями или действиями, на которые остальные, НАШЕ окружение, общество накладывало табу, в частности с мастурбацией, инцестуозными побуждениями, желания смерти своим родственникам.
Чувство Другого, что его страдания заслужены, было связано с мыслями или действиями, на которые остальные, его окружение, общество накладывало табу, в частности с мастурбацией, инцестуозными побуждениями, желания смерти своим родственникам.
У НАС имелась тенденция по малейшему поводу чувствовать себя виновными.
У Другого имелась тенденция по малейшему поводу чувствовать себя виновным.
Если кто-то хотел увидеться с НАМИ, НАШЕЙ первой реакцией было ожидание услышать упрек за что-либо НАМИ сделанное.
Если кто-то хотел увидеться с Другим, его первой реакцией было ожидание услышать упрек за что-либо им сделанное.