Хорни - Отчуждение от себя

  • Аспекты

Шестой протокол из серии "Карен Хорни - Невроз и личностный рост"

Время чтения:
14 мин.
• отказаться от я, от себя – все равно что продать душу
• МЫ утрачивали ощущение себя собой, при амнезии, деперсонализации и т.д.
• МЫ, не находясь в состоянии сна и не имея органического поражения головного мозга, не знали, кто МЫ, где МЫ, что делаем или что делали.
• МЫ жили, словно в тумане.
• Ничто для НАС не было ясно.
• Не только НАШИ собственные мысли и чувства, но и другие люди и смысл различных ситуации были подернуты дымкой.
• МЫ были достаточно проницательными наблюдателями по отношению к другим, могли ясно определить масштаб ситуации или направление мысли другого; но любое восприятие (касается ли оно отношений с людьми, или восприятия природы и т.п.) не находило доступа к НАШИМ чувствам, а внутреннее переживание не находило пути к осознанию.
• МЫ страдали от случайных частичных "выпадений из памяти" или "слепых пятен", касающихся определенных областей внешних или внутренних переживаний.
• У НАС было весьма слабое ощущение собственного тела и мало чувств по отношению к нему.
• Даже телесные ощущения были заторможены.
• НАС спрашивали не замерзли ли у НАС ноги, и только тогда ощущение холода доходило до НАШЕГО сознания путем длительных размышлений.
• МЫ не узнавали себя, неожиданно увидев себя в зеркале в полный рост.
• МЫ не чувствовали свой дом своим домом – для НАС он был так же безличен, как гостиничный номер.
• МЫ не чувствуют, что НАШИ деньги – это НАШИ деньги, даже если они были заработаны тяжелым трудом.
• При отчуждении у НАС было стерто или затуманено все, что МЫ действительно из себя представляли, или чем МЫ владели, включая существующие для НАС связи НАШЕГО подлинного с НАШИМ прошлым и чувство непрерывности своей жизни.
• МЫ постепенно отдалялись от своих собственных чувств, желаний, верований и сил.
• МЫ утрачивали чувства, что МЫ сами активно определяем свою жизнь.
• МЫ утрачивали ощущения себя единым органичным целым.
• У НАС происходило отчуждение от самого живого, что в нас было, от подлинного я.
• Подлинное я рождало в НАС"трепетную внутреннюю жизнь", непосредственность чувств, будь то радость, страстное желание, любовь, гнев, страх, отчаяние и т.п.
• Подлинное я – источник непосредственного интереса и прилива энергии, "источник усилия и внимания, из которого исходят приказы воли", способность желать и надеяться; это та наша часть, которая хочет расти, развиваться, осуществиться.
• Подлинное я выдавало "спонтанные реакции" на наши чувства или мысли, "приветствуя их или возражая им, одобряя или отказываясь от них, устремляясь к ним или от них, говоря им "да" или "нет"".
• Наше подлинное я, когда оно сильно и активно, позволяло нам принимать решения и нести за них ответственность.
• Подлинное я вело нас к истинной интеграции и явственному ощущению своей цельности, единства.
• Тело и разум, дела и мысли или чувства при этом не только созвучны и гармоничны, но функционируют без серьезных внутренних конфликтов.
• В противоположность искусственным средствам собирания себя воедино, приобретающими значение по мере ослабления подлинного я, истинная интеграция если и связана с каким-то напряжением, то с минимальным.
• Наличное я – термин, который включает все, что МЫ представляем собой в настоящий момент: НАШЕ тело и душу, здоровье и невротизм.
• МЫ хотели "познать себя"; то есть, хотели узнать себя такими, каковы мы есть.
• Идеальное я – это тот человек, который живет в нашем иррациональном воображении, или тот, которым нам Надо быть, согласно предписаниям нашей невротической гордости.
• Подлинное я - это "изначальная" сила личностного роста и самоосуществления, с которой мы можем вновь полностью отождествиться, когда освободимся от калечащих оков невроза.
• Подлинное я - это то, на что мы ссылаемся, когда говорим, что хотим "найти себя".
• Возможное я – в противоположность идеальному я, которого невозможно достичь.
• Потеря себя – это "болезнь к смерти", это отчаяние – отчаяние от отсутствия у НАС сознания себя самого или отчаяние от НАШЕГО нежелания быть собой.
• НАШЕ отчаяние не протестовало, не вопило о себе. МЫ продолжали жить, как будто МЫ все еще находимся в непосредственном соприкосновении со своей жизненной сердцевиной.
• Любая другая утрата – работы, или ноги или т.п. – привлекало гораздо большее НАШЕ внимание.
• Сама вынужденность влечения неизбежно лишала НАС независимости и спонтанности.
• Как только, НАША потребность всем нравиться становилась вынужденной, искренность НАШИХ чувств шла на убыль; то же происходило и с НАШЕЙ разборчивостью.
• Как только НАС влекло поработать ради славы, падал НАШ непосредственный интерес к самой работе.
• Компульсивные влечения, находящиеся в конфликте между собой, еще более снижали НАШУ цельность, НАШУ способность решать и давать указания.
• НАШИ псевдорешения, хотя и представляли собой попытки интегрироваться, обрести внутреннюю цельность, тоже лишали НАС независимости, поскольку делали компульсивным НАШ образ жизни.
• Активное удаление от подлинного себя.
• МЫ чувствовали то, что Надо чувствовать, желали то, что Надо желать, любили то, что Надо любить.
• НАША тирания Надо неистово влекла НАС быть кем-то другим, а не тем, кто МЫ есть или могли бы быть.
• В своем воображении МЫ и есть другие – настолько другие, что НАШЕ подлинное я в самом деле блекнет и стирается еще больше.
• Вместо того чтобы прилагать собственные усилия, например, в межличностных отношениях, МЫ настаивали на том, чтобы другие приспосабливались к НАМ.
• Вместо того чтобы выкладываться на работе самому, МЫ считали себя вправе требовать, чтобы кто-то другой сделал эту работу для НАС.
• Вместо того чтобы самому принимать решения, МЫ настаивали, чтобы ответственность за НАС несли другие.
• НАШИ конструктивные силы пропадали втуне, и МЫ действительно все меньше и меньше определяли что-либо в своей жизни.
• Невротическая гордость удаляла НАС еще на шаг дальше от себя.
• Поскольку МЫ стыдились того, кто МЫ есть на самом деле (своих чувств, способностей, деятельности), МЫ активно отводили свой интерес от себя самого.
• Весь процесс вынесения вовне – другой активный шаг прочь от себя, наличного и подлинного.
• МЫ предпринимали активные шаги против подлинного себя, выражающиеся в ненависти к себе.
• Отправив подлинного себя, так сказать, в ссылку, мы становились презренными каторжниками, которым угрожало полное уничтожение.
• Сама идея быть собой становилась тошнотворной и ужасной.
• Ужас иногда появлялся без маски. МЫ в качестве защиты против этого ужаса "заставляли себя исчезнуть".
• У НАС была бессознательная заинтересованность в том, чтобы не воспринимать себя отчетливо, чтобы сделать себя глухим, немым и слепым.
• МЫ прятали правду о себе, и МЫ были весьма заинтересованы так поступать, – и это процесс, который притуплял НАШУ чувствительность к тому, где правда, а где ложь, не только в НАС самих, но и вне НАС.
• МЫ были заинтересованы в том, чтобы эта неясность сохранялась, хотя на сознательном уровне могли страдать от нее.
• МЫ осознавали во время анализа, что все те умные вещи, которые МЫ говорили о себе, были в действительности связаны не с НАМИ и НАШЕЙ жизнью, а касались какого-то парня, с которым у НАС мало общего, если вообще хоть что-то было; и все, что МЫ о нем выяснили, очень интересно, конечно, но никак не приложимо к НАШЕЙ собственной жизни.
• Как МЫ можем рассказывать о себе без того, чтобы "быть в этом"
• МЫ могли работать, проводить время с друзьями, гулять или спать с женщиной без того, чтобы быть в этом.
• НАШЕ отношение к себе становилось безличным; и таким же становилось отношение к жизни в целом.
• Факторы, предрасполагающие к ощущению нереальности происходящего, – это обычно жестокий удар по гордости и одновременная резкая вспышка презрения к себе, выходящие за пределы выносимого для НАС.
• Мы проявляли повышенные чувства радости, энтузиазма или страдания; казались холодными, во всяком случае, укрывшимися за маской бесстрастия; НАМ казалось, что чувства утратили силу, стали плоскими, стертыми.
• НАШИ осознанность, сила и род чувств определены в основном гордыней.
• НАШИ искренние собственные чувства были заглушены или пришиблены, иногда до полного исчезновения.
• НАШИМИ чувствами управляла гордость.
• МЫ были склоны душить те чувства, которые играли против НАШЕЙ особой гордости, и раздували те, которые играли НАМ на руку.
• МЫ считали себя много выше остальных, и не могли позволить себе чувствовать зависть.
• НАША гордость своим аскетизмом накладывала узду на чувство радости.
• МЫ гордились своей мстительностью, поэтому МЫ охотно чувствовали мстительную ярость.
• Если НАША мстительность возвеличивалась и рационализировалась в терминах "справедливости", МЫ не чувствовали мстительную ярость как таковую, хоть МЫ и выражали ее так свободно, что ни у кого из окружающих не возникало никаких сомнений.
• НАША гордость абсолютной стойкостью заморозила любое чувство страдания.
• Но если страдание играло важную роль в рамках гордыни (как средство выражения осуждения и основа невротических требований), оно не только преувеличивалось перед другими, но и на самом деле чувствовалось глубже.
• Чувство сострадания было отброшено НАМИ, когда МЫ относились к нему как к слабости, но переживалось в полную силу, если МЫ полагали сострадание божественным атрибутом.
• Если гордость НАША была сосредоточена на смирении, на ощущении "мне ничего ни от кого не нужно", тогда любое чувство или потребность становились "нестерпимой мукой от сгибания в три погибели, чтобы пролезть в какую-то дыру... Если мне кто-то понравится, он может завладеть мной... Если мне что-то понравится, я стану от этого зависеть".
• НАША гордость вмешивалась в искренние чувства.
• "Ты дурак, раз позволяешь обмануть себя дружелюбием"
• МЫ избавлялись от дружеских чувств.
• какая-либо картина возбуждала в НАС горячий, пылкий энтузиазм. Но НАША гордость искажала и это чувство, когда МЫ думали про себя: "Никто другой не может ценить живопись, так как ты".
• Гордость играла роль цензуры, поощряя осознание чувств или препятствуя ему.
• Гордость управляла НАШИМИ чувствами и на более глубокой основе.
• Чем больше гордость захватила власти, тем больше МЫ были способны к эмоциональному ответу жизни только с позиций гордости.
• Мы словно захлопнули свое подлинное я в звуконепроницаемой комнате, и до НАС доносится один только голос гордости.
• НАШЕ чувство удовольствия или неудовольствия, удрученности или приподнятости, симпатии или антипатии к людям – это, в основном, ответ НАШЕЙ гордости.
• Страдание, которое МЫ испытывали осознанно, – было страданием НАШЕЙ гордости.
• Для НАС было достаточно убедительно, что МЫ реально страдаем от неудачи, от чувства вины, одиночества, безответной любви, но это страдало НАШЕ возгордившееся я.
• Возгордившееся я страдало, потому что считало, что НАМ не удалось достичь самой вершины успеха, довести нечто до непревзойденного совершенства, быть неотразимо привлекательным, всегда страстно желанным для всех и/или оно страдало, потому что считало, что НАМ положены успех, популярность и т.п., коих не предвиделось.
• Только когда НАША гордыня утихала, МЫ начинали чувствовать истинное страдание.
• Только тогда МЫ чувствовали сострадание к себе, которое было способно подвигнуть НАС на то, чтобы сделать что-то полезное для себя.
• Жалость к себе, которую МЫ чувствовали до этого, была, скорее, пьяными слезами возгордившегося я, почувствовавшего себя обиженным.
• Но одно лишь истинное страдание способно расширить и углубить наши чувства и открыть наше сердце страданию других.
• МЫ вместо того чтобы страдать от ущемленного тщеславия, стали испытывать истинное страдание.
• Иногда даже ответы своей гордости МЫ переживали только через других.
• МЫ не чувствовать себя униженными высокомерием или пренебрежением друга, а чувствовали стыд при мысли, что НАШ брат или коллеги сочтут это унижением.
• У НАС, жестоко искалеченных эмоционально, были определенные сильные и искренние чувства, такие как чувство к природе или к музыке и т.п.
• НАШЕМУ подлинному я была отпущена определенная мера свободы.
• Но даже если НАША любовь и нелюбовь в основном были подчинены НАШЕЙ гордости, в них все равно могла сохраниться частица искренности.
• У НАС было общее обеднение эмоциональной жизни: уменьшение искренности, непосредственности, глубины чувств или по сокращение числа возможных чувств.
• МЫ не относились к своей эмоциональной ущербности как к расстройству, а напротив, гордились ею.
• МЫ были серьезно озабочены ростом своего эмоционального омертвения.
• МЫ понимали, что НАШИ чувства все больше носят характер реакций.
• Не занятые ответами на дружелюбие или враждебность, НАШИ чувства бездеятельны, они молчат.
• НАШЕ сердце не устремлялось само к красоте дерева или картины или т.п., и они оставались для НАС ничего не значащими.
• МЫ не могли сами активно представить жизненную ситуацию другого.
• МЫ с испугом осознавали, что даже реактивные чувства у НАС ослабели.
• Если бы МЫ были способны открыть в себе, хоть пустяковое чувство, которое было бы настоящим, пусть скромным, но живым.
• МЫ не сознавали никаких ухудшений.
• Только в своих сновидениях МЫ представали при этом в виде куклы, мраморной статуи, двухмерного мультипликационного персонажа или трупа, чьи губы МЫ растягивали, чтобы получилась улыбка.
• МЫ выставляли напоказ брызжущую живость и фальшивую непосредственность.
• МЫ легко приходили в восторг или разочаровывались, легко поддавались любви или гневу. Но эти чувства не шли из глубины; в глубине их не было.
• МЫ жили в мире своего собственного воображения и поверхностно отвечали на то, что захватывало НАШУ фантазию или задевало НАШУ гордость.
• Часто на передний план выходила потребность производить на людей впечатление.
• НАШЕ отчуждение от себя делало возможным изменение своей личности в соответствии с требованиями ситуации.
• МЫ всегда играли какую-то роль, сами не зная того, и, как хорошие актеры, вызывали в себе чувства, подходящие к этой роли.
• МЫ могли показаться искренними, играли ли МЫ праздного светского шалопая, или человека, серьезно интересующегося музыкой или политикой, или же всегда готового помочь друга или т.п.
• МЫ легко входили в одну роль и легко меняли ее на другую.
• МЫ считали "силой" своих чувств погоню за приключениями и возбужденное участие в них. Это было лихачество за рулем, интриги, сексуальные похождения и т.п.
• НАША потребность пощекотать себе нервы, возбудиться безошибочно указывала на болезненную внутреннюю пустоту.
• Только острые необычные стимулы могли пробудить хоть какой-то ответ у НАШИХ неподвижных, инертных чувств.
• МЫ, вроде бы, знали, чего хотим, и НАШИ чувства были адекватны ситуации.
• У НАС не только ограничен набор чувств, но все они в низком ключе и словно мелки по сути.
• МЫ автоматически чувствовали то, что, в соответствии с НАШИМИ внутренними предписаниями, НАМ Надо чувствовать.
• МЫ всего лишь отвечали другим тем чувством, которого от НАС ждали.
• НАШИ личные Надо совпадали с Надо культуры;
• Чувства, идущие от сердцевины нашего бытия, обладют непосредственностью, глубиной и искренностью; если одного их этих качеств недостает, нам следует лучше присмотреться к стоящей за этим динамике.
• Энергичность при неврозе бывает очень разной – от состояния всеобъемлющей инерции (когда "нет сил"smiley, через единичные непродолжительные всплески усилий, до постоянной, даже чрезмерной энергичности.
• это смещение приложения сил: от развития заложенного потенциала подлинного я на развитие фиктивного потенциала идеального я.
• Чем больше сил отбирает на службу себе гордыня, тем меньше остается для конструктивного влечения к самоосуществлению.
• Снедаемые честолюбием МЫ проявляли удивительную энергию, чтобы достичь высокого положения, власти и славы, а с другой стороны, у НАС не находилось времени, интереса и сил на личную жизнь и свое духовное развитие.
• МЫ бессознательно отказывались использовать свои внутренние силы ради своего подлинного я, т.к. это шло вразрез с намерением НАШЕЙ ненависти к себе, которое состояло в том, чтобы давить подлинного себя.
• МЫ не владели своими силами (не чувствовали свои силы своими собственными).
• У НАС было чувство, что МЫ сами не являемся движущей силой своей жизни.
• МЫ считали, что должны делать все, что от НАС ожидают.
• МЫ на самом деле двигались в силу чужих понуканий и пинков (или того, что МЫ так истолковывали) и могли остановиться, как автомобиль с работающим аккумулятором, предоставленные самому себе.
• НАС так напугала собственная гордость, что МЫ наложили табу на свое честолюбие, и должны были отрицать (перед собой) свое активное участие в том, что МЫ делали.
• Даже если МЫ находили свое место в мире, МЫ не чувствовали, что это сделали МЫ сами. Главенствует чувство "так уж вышло".
• НАШЕ чувство, что МЫ сами не являемся движущей силой своей жизни, в глубоком смысле соответствовало действительности из-за действия всех подобных факторов и/или НАМИ двигали в первую очередь не НАШИ желания и стремления, а НАША гордыня.
• Ход нашей жизни отчасти определяли неподвластные нам внешние обстоятельства.
• Нам было дано чувство направления в жизни.
• Нам была дана возможность знать, что мы хотим сделать со своей жизнью.
• У нас были идеалы, к которым мы стремились и на основе которых делали нравственный выбор.
• НАША способность направлять свою жизнь ослабела прямо пропорционально НАШЕМУ отчуждению от себя.
• МЫ двигались без цели и плана, куда вела НАША фантазия.
• Пустые грезы занимали место прямой деятельности; следование случаю – место честных стремлений; цинизм служил подпоркой идеалам. Нерешительность достигала такой степени, что тормозила любые целенаправленные действия.
• МЫ могли казаться очень организованными, фактически целеустремленными, поскольку НАС влекло к таким невротическим целям, как совершенство или торжество.
• МЫ оказывались стиснуты противоречивыми Надо.
• Тревога, которая возникала в такой ситуации, была велика, потому что НАМ было неоткуда взять другие указания, чтобы последовать им.
• НАШЕ подлинное я было заключено в темницу; МЫ не могли с ним посоветоваться, и по этой самой причине МЫ были – беспомощной добычой тянущих в разные стороны Надо.
• Степень беспомощности перед НАДО и страх взглянуть им в лицо не только говорят о размахе конфликтов, но еще более – об отчуждении от себя.
• Отсутствие у НАС внутреннего направления не проявлялось как таковое, потому что НАША жизнь двигалась проторенным традицией путем, и МЫ могли обойтись без личных планов и решений.
• Откладывание со дня на день прикрывало нерешительность.
• МЫ осознавали свою нерешительность, только если возникала необходимость принять решение, которое могли принять только МЫ одни.
• НАША общая природа нарушения обычно не осознавалась и приписывалась трудности того решения, которое необходимо было принять.
• НАША недостаточность чувства направления укрывалась за установкой на уступчивость.
• МЫ делали то, чего, по НАШИМ понятиям, от НАС ждали; становились тем, кем, как МЫ думали, другие хотели НАС видеть.
• У НАС выработалась значительная проницательность относительно желаний и ожиданий других.
• Обычно МЫ (вторично) возвеличивали это свое искусство, как чуткость или внимательность.
• Когда МЫ начинали отдавать себе отчет в вынужденном характере такой "уступчивости" и пытались ее анализировать, МЫ обычно обращали внимание на то, что касалось личных взаимоотношений, например, на потребность угодить другим или оградить себя от их враждебности.
• МЫ "уступали" в ситуациях, к которым это неприложимо, например, в аналитической ситуации.
• МЫ предоставляли инициативу кому-либо и хотели узнать или догадаться, чего от НАС ждут.
• МЫ поступали прямо противоположно тому, на что открыто вдохновляли НАС другие: следовать собственным интересам.
• МЫ были вынуждены предоставлять другим направлять свою жизнь вместо того, чтобы взять ее в свои руки.
• Предоставленные сами себе, МЫ чувствовали себя потерянными.
• В сновидениях появляются такие символы, как лодка без руля, потеря компаса, путешествие без проводника по чужой и опасной стране. То, что отсутствие внутренней направляющей власти – существенный элемент НАШЕЙ "уступчивости", становилось ясно позднее, когда начиналась борьба за внутреннюю независимость.
• Тревога, появляющаяся во время этого процесса, связана с отбрасыванием привычных целей, при том, что еще не хватает смелости довериться себе.
• МЫ не доверяли своей способности принимать на себя ответственность.
• У НАС была способность принимать на себя ответственность.
• МЫ были надежным человеком, а могли брать на себя слишком мало или слишком много ответственности за других.
• НАШЕ высокомерное пренебрежение ко всем законам и к любой необходимости простиралась и на НАС самих.
• Тот факт, что НАШЕ развитие (принимая во внимание НАШЕ прошлое) могло пойти только в определенном направлении, НАМИ во внимание не принималось.
• Неважно, насколько непреодолимыми были исключительно неблагоприятные условия, с которыми НАМ приходилось бороться, Мы Должны были сражаться с ними с неослабевающей силой, храбростью и хладнокровием.
• Если МЫ не смогли, значит МЫ дрянь.
• В своей самозащите МЫ жестко отрицали любую свою вину, провозглашая себя безупречными, и возлагая на других вину за любые трудности, прошлые или настоящие.
• НАША гордость брала на себя функции ответственности и травило НАС презрительными обвинениями, когда НАМ не удавалось сделать невозможное.
• Для НАС невозможно было принять на себя единственную имеющую значение ответственность.
• МЫ были нечестны в ответах самому себе о себе и о своей жизни.
• МЫ были честны в ответах самому себе о себе и о своей жизни.
• У этой честности три дела: прямое признание себя таким, какие МЫ есть, без преуменьшений или преувеличений; готовность отвечать за последствия своих действий, решений и т.п., не пытаясь "вывернуться" или свалить вину на других; осознание, что решение НАШИХ проблем зависит от НАС, а не другие люди, судьба или время должны их за НАС решать.
• Даже лучшая помощь со стороны не принесет пользы, если МЫ сами не делаем усилий к конструктивным изменениям.
• МЫ постоянно тратили денег больше, чем могли себе позволить, несмотря на регулярную финансовую помощь
• МЫ давали себе и другим множество объяснений: это ошибка НАШИХ родителей, которые никогда не учили НАС обращаться с деньгами; это ошибка НАШЕГО отца, который назначил НАМ малое содержание.
• МЫ были слишком робки, чтобы попросить больше; НАМ нужны деньги потому, что НАША жена не умеет экономить, или потому, что ребенку нужна игрушка; потом идут налоги и счета от врачей – и что, разве МЫ не заслуживаем, как и всякий, немного развлечений здесь и сейчас?
• У НАС была склонность считать себя обиженным.
• НАШИ требования не только полностью и удовлетворительно отвечали за НАШЕ затруднительное положение, но по сути, МЫ использовали их, как волшебную палочку, чтобы устранить тот простой факт, что, по каким бы то ни было причинам, МЫ действительно тратим слишком много денег.
• МЫ были в ярости на банк, который вежливо уведомлял НАС о состоянии НАШЕГО счета, были в ярости на друзей, которые не хотели ссудить НАС деньгами.
• Когда дело становилось совсем плохо, МЫ ставили близких и друзей перед фактом и так или иначе вынуждали их прийти НАМ на выручку.
• МЫ не усматривали той простейшей связи, что НАШИ неприятности – последствие НАШИХ нерасчетливых трат.
• МЫ принимали зароки на будущее, которые вряд ли чего-то стоили, потому что МЫ были слишком заняты тем, чтобы оправдать себя и обвинить других, и не имели на самом деле в виду того, что планировали.
• До НАШЕГО сознания так и не доходила трезвая мысль, что недостаток расчетливости – НАША проблема, которая по-настоящему затрудняет НАШУ жизнь, и что от НАС зависит ее решение.
• МЫ испытывали бессознательное убеждение, что НАС не касается обычная причинно-следственная связь, вдруг осознавали свое высокомерие и мстительность.
• МЫ просто не видели того следствия, что другие возмущены этими НАШИМИ качествами.
• Если кто-то негодовал на НАС, это был неожиданный удар, МЫ считали себя обиженными и часто бывали довольно проницательными, указывая на невротические факторы (в других), которые заставляли их возмущаться НАШИМ поведением.
• МЫ легко сбрасывали со счета все представленные доказательства.
• МЫ считали это попыткой других рационализировать их собственную вину или уход от ответственности.
• МЫ отрицали, что бессознательные силы являлись частью НАШЕЙ личности, они могли стать для НАС загадочной, пугающей до безумия властью.
• И чем слабее НАШ контакт со своим подлинным я из-за таких бессознательных уверток, тем больше МЫ становились беспомощной добычей своих бессознательных сил, и тем больше и больше у НАС было настоящих причин бояться их.
• И напротив, каждый шаг к собственной ответственности за весь этот свой комплекс заметно прибавлял НАМ сил.
• Уход от ответственности за себя мешал НАМ увидеть и преодолеть свои проблемы.
• Пока МЫ отождествляли себя со своим идеальным образом, МЫ не могли даже усомниться в его правильности.
• И если на переднем плане находилась ненависть к себе, в ответ на идею ответственности за себя, МЫ могли окаменеть от ужаса, ничего из нее не извлекая.
• Неспособность отвечать за себя – только одно из выражений общего отчуждения от себя.
• Когда НАШЕ подлинное я "заперто" или "сослано", способность к интеграции тоже будет находиться на низком уровне.
• Здоровая интеграция – результат того, что МЫ являемся самим собой, и только на этой основе она и может быть достигнута.
• Если мы являемся собою в достаточной степени для того, чтобы иметь спонтанные чувства, принимать собственные решения и нести за них ответственность, у нас есть ощущение внутренней цельности, и у него прочная основа.
• Если в результате стечения многих обстоятельств мы теряем себя, у нас больше нет той твердой почвы под ногами, стоя на которой мы можем попытаться выпутаться из наших внутренних конфликтов. Мы остаемся в их силках беспомощной добычей их дезинтегрирующей силы и вынуждены цепляться за любое доступное средство их разрешения.
• Нам становились нужны искусственные средства, чтобы как-то собрать себя воедино.
• Надо, орудия гордости и ненависти к себе, приобретали новую функцию – защищать нас от хаоса.
• Они управляли НАМИ железной рукой, но, как и политическая тирания, создавали и поддерживали определенный неестественный порядок.
• Жесткий контроль силы воли и рассудка – другая грубая веревка, которой МЫ пытались связать вместе отдельные части личности.
• То, что МЫ не являлись активным определяющим фактором своей собственной жизни, создало у НАС чувство глубокой неуверенности, неважно, насколько оно прикрыто вынужденной жесткостью.
• МЫ не чувствовали своих чувств, и это делало НАС неживым, неважно, насколько велика НАША поверхностная живость.
• МЫ не отвечали за себя, и это отнимало у НАС внутреннюю независимость.
• Бездеятельность НАШЕГО подлинного я оказывала значительное влияние на развитие НАШЕГО невроза.
• Чем больше отчуждение от себя, тем более беспомощной жертвой гордыни МЫ становимся. У НАС все меньше и меньше живой силы, чтобы ей сопротивляться.
• НАША заинтересованность в своем росте жива, пусть и вынесена жестко вовне.
• Не только грозные силы сражаются против конструктивных перемен в НАС, но и МЫ сами тоже не слишком желали таких перемен, поскольку направление стремлений вовне создавало подобие равновесия и давало НАМ чувство, что МЫ чего-то стоим.
• Эго – служащий, у которого есть свои обязанности, но нет инициативы и исполнительной власти.
• Для НАС подлинное я – источник эмоциональных сил, конструктивной энергии, обладающий властью направлять и судить.
• НАШЕ влечение к развитию содержало крупицы искренности, помимо более очевидного стремления к величию; что сверх и наряду с НАШЕЙ потребностью в интеллектуальной власти НАМ нужна еще и правда о себе; и т.д. и т.п.
• Когда гордыня подорвана, МЫ, вместо того чтобы автоматически вставать в оборонительную позицию, начинаем интересоваться правдой о себе.
• МЫ понемногу начинали брать на себя ответственность: принимать решения, чувствовать свои чувства, верить в свои убеждения.
• Все функции, которые, были захвачены гордыней, постепенно вновь обретают непосредственность с возвращением к власти подлинного я. Происходит перераспределение движущих сил. И в этом процессе подлинное я с его конструктивными силами оказывается более сильной стороной.
• МЫ пытались защищать себя от раздирающих НАС конфликтов, находя их псевдорешения.
• "Не я иду, меня несет". 
+22
16:31
2292
Нет комментариев. Ваш будет первым!