Невротик по Хорни 1
Время чтения:
24 мин.
МЫ предпочитали ничем не выделяться.
Другой предпочитал ничем не выделяться.
МЫ отказывались получать большие деньги, одобрение, внимание, секс, другое.
Другой отказывался получать большие деньги, одобрение, внимание, секс, другое.
МЫ не хотели, отказывались делать больше, прилагать больше усилий, чем это нужно для удовлетворения своих собственных нужд.
Другой не хотел, отказывался делать больше, прилагать больше усилий, чем это нужно для удовлетворения его собственных нужд.
МЫ формировали у себя представление о нормальности через одобрение определенных стандартов, реакций, мыслей, решений, моделей поведения.
Другой формировал у себя представление о нормальности через одобрение определенных стандартов, реакций, мыслей, решений, моделей поведения.
МЫ имели /или скрывали симптомы невроза в виде фобии, депрессии, соматических расстройств, болезней.
Другой имел /или скрывал симптомы невроза в виде фобии, депрессии, соматических расстройств, болезней.
У НАС были внутренние запреты, табу.
У Другого были внутренние запреты, табу.
У НАС была, проявлялась ригидность реагирования, отсутствие той гибкости, которая позволяла НАМ реагировать спонтанно, различным образом на различные ситуации.
У Другого была, проявлялась ригидность реагирования, отсутствие той гибкости, которая позволяла Другому реагировать спонтанно, различным образом на различные ситуации.
МЫ реагировали на какую-либо ситуацию не осознанно, не спонтанно, ригидно.
Другой реагировал на какую-либо ситуацию не осознанно, не спонтанно, ригидно.
МЫ были подозрительны всё время.
Другой был подозрителен всё время.
МЫ не отличали искренние и неискренние комплименты, слова, поступки по отношению к НАМ.
Другой не отличал искренние и неискренние комплименты, слова, поступки по отношению к НАМ.
МЫ проявляли какую-либо реакцию постоянно, независимо от ситуации.
Другой проявлял какую-либо реакцию постоянно, независимо от ситуации.
У НАС был, проявлялся, ощущался разрыв между НАШИМИ возможностями и их реализацией.
У Другого был, проявлялся, ощущался разрыв между Его возможностями и их реализацией.
МЫ ощущали злобу, почувствовав ничем не оправданный обман.
Другой ощущал злобу, почувствовав ничем не оправданный обман.
МЫ злились на пустом месте, от любого намёка.
Другой злился на пустом месте, от любого намёка.
МЫ испытывали нерешительность, столкнувшись с важным и трудным вопросом.
Другой испытывал нерешительность, столкнувшись с важным и трудным вопросом.
МЫ постоянно находились в нерешительности.
Другой постоянно находился в нерешительности.
МЫ имели, ощущали, испытывали расхождение между НАШИМИ потенциальными возможностями и действительными жизненными достижениями.
Другой имел, ощущал, испытывал расхождение между его потенциальными возможностями и действительными жизненными достижениями.
НАМ было мало достижений.
Другому было мало достижений.
МЫ переживали свою несостоятельность играть музыку так и такую, какую МЫ хотели, ощущали, какая слышалась у НАС в голове, в колонках, в наушниках.
Другой переживал свою несостоятельность играть музыку так и такую, какую Он хотел, ощущал, какая слышалась у него в голове, в колонках, в наушниках.
МЫ оставались, ощущали себя бесплодным, неудачником несмотря на свои дарования и благоприятные внешние возможности для их развития.
Другой оставался, ощущал себя бесплодным, неудачником несмотря на свои дарования и благоприятные внешние возможности для их развития.
МЫ имели всё для того, чтобы чувствовать себя счастливым, но не могли наслаждаться этим.
Другой имел всё для того, чтобы чувствовать себя счастливым, но не мог наслаждаться этим.
МЫ считали себя непривлекательными, обладая хорошей внешностью.
Другой считал себя непривлекательным, обладая хорошей внешностью.
МЫ сами стояли у себя на пути.
Другой сам стоял у себя на пути.
МЫ испытывали тревогу и выстраивали защиты против неё.
Другой испытывал тревогу и выстраивал защиты против неё.
НАША тревога была мотором НАШЕГО невроза и поддерживала его течение.
Тревога Другого была мотором его невроза и поддерживала его течение.
МЫ хотели, стремились защититься от опасностей.
Другой хотел, стремился защититься от опасностей.
МЫ имели более ослабленную жизненную энергию, чем могли бы иметь.
Другой имел более ослабленную жизненную энергию, чем мог бы иметь.
МЫ ощущали и/или были недееспособны к достижениям и получению удовольствий.
Другой ощущал и/или были недееспособен к достижениям и получению удовольствий.
МЫ страдали.
Другой страдал.
МЫ постоянно страдали.
Другой постоянно страдал.
МЫ не осознавали, что МЫ страдаем.
Другой не осознавал, что он страдает.
МЫ осознавали, что МЫ страдаем.
Другой осознавал, что он страдает.
У НАС имелся конфликт противоречащих друг другу тенденций, существование которых или по крайней мере их точное содержание МЫ не осознаём и в отношении которых МЫ непроизвольно пытались найти определенное компромиссное решение.
У Другого имелся конфликт противоречащих друг другу тенденций, существование которых или по крайней мере их точное содержание он не осознавал и в отношении которых он непроизвольно пытался найти определенное компромиссное решение.
МЫ стремились и приходили к компромиссным невротическим решениям, являющихся дорогой ценой для НАШЕЙ личности, судьбы, свободы, гармонии с самим собой.
Другой стремился и приходил к компромиссным невротическим решениям, являющимися дорогой ценой для его личности, судьбы, свободы, гармонии с самим собой.
НАШИ неврозы искажали НАШУ личность, характер.
Неврозы Другого искажали его личность, характер.
МЫ испытывали неврозы по отношению к ситуации, насыщенной конфликтами.
Другой испытывал неврозы по отношению к ситуации, насыщенной конфликтами.
МЫ не находили, как адаптироваться к сложной для НАС ситуации.
Другой не находил, как адаптироваться к сложной для него ситуации.
МЫ невротически реагировали на ситуацию, которая не имела внешних оснований так на неё реагировать.
Другой невротически реагировал на ситуацию, которая не имела внешних оснований так на неё реагировать.
Какая-либо ситуация ставила НАС в тупик.
Какая-либо ситуация ставила Другого в тупик.
Какое-либо НАШЕ временное затруднение было обусловлено ранее существовавшими НАШИМИ личностными затруднениями.
Какое-либо временное затруднение Другого было обусловлено ранее существовавшими его личностными затруднениями.
На внешней ситуации у НАС обнаруживался невроз.
На внешней ситуации у Другого обнаруживался невроз.
МЫ имели истерический невроз.
Другой имел истерический невроз.
МЫ имели невроз навязчивых состояний.
Другой имел невроз навязчивых состояний.
МЫ интеллектуализировали НАШ внутренний конфликт.
Другой интеллектуализировал его внутренний конфликт.
МЫ повторяли инфантильную форму поведения.
Другой повторял инфантильную форму поведения.
МЫ повторно в какой-либо ситуации, с определенными людьми ощущали себя беспомощным, инфантильным, маленьким, безответственным, ничего не понимающим.
Другой повторно в какой-либо ситуации, с определенными людьми ощущал себя беспомощным, инфантильным, маленьким, безответственным, ничего не понимающим.
МЫ боролись с НАШЕЙ проблемой соперничества, эмоциональной изоляции, недоверия со стороны других, страха перед ошибками и неудачами.
Другой боролся с его проблемой соперничества, эмоциональной изоляции, недоверия со стороны нас и других, страха перед ошибками и неудачами.
МЫ участвовали, вели, имели отношения: любви, привязанности, расположения человека (как к другим людям, так и с их стороны), связанные с оценкой НАШЕГО «я», связанные с самоутверждением, связанные с агрессией, связанные с сексуальностью.
Другой участвовал, вел, имел отношения: любви, привязанности, расположения человека (как к другим людям, так и с их стороны), связанные с оценкой его «я», связанные с самоутверждением,
связанные с агрессией, связанные с сексуальностью.
У НАС была чрезмерная зависимость от одобрения и расположения со стороны других людей.
У Другого была чрезмерная зависимость от одобрения и расположения со стороны других людей.
МЫ хотели, чтобы НАС любили и ценили.
Другой хотел, чтобы его любили и ценили.
НАМ хотелось хорошего отношения со стороны дорогих НАМ людей.
Другому хотелось хорошего отношения со стороны дорогих ему людей.
У НАС был неразборчивый голод на благорасположение и высокую оценку безотносительно к тому, любим ли МЫ на самом деле данного человека и имеет ли для НАС какое-либо значение расположение этого лица к НАМ.
У Другого был неразборчивый голод на благорасположение и высокую оценку безотносительно к тому, любит ли он на самом деле данного человека и имеет ли для него какое-либо значение расположение этого лица к нему.
МЫ не осознавали это безграничное стремление, но выдавали его наличие своей чувствительностью, когда не получали того внимания, какого хотели.
Другой не осознавал это безграничное стремление, но выдавал его наличие своей чувствительностью, когда не получал того внимания, какого хотел.
МЫ чувствовали обиду, когда:
кто-либо не принимал НАШЕГО приглашения,
кто-либо не звонил, не писал НАМ некоторое время,
кто-либо расходился с НАМИ во мнении.
Другой чувствовал обиду, когда:
кто-либо не принимал его приглашения,
кто-либо не звонил, не писал ему некоторое время,
кто-либо расходился с ним во мнении.
НАШУ чувствительность к отсутствию внимания или неполучению его таким, каким хотим, МЫ скрывали за маской безразличия.
Другой свою чувствительность к отсутствию внимания или неполучению его таким, каким хотел, скрывал за маской безразличия.
У НАС было, ощущалось противоречие между НАШИМ желанием получать любовь от других и НАШЕЙ собственной способностью питать это чувство.
У Другого было, ощущалось противоречие между его желанием получать любовь от других и его собственной способностью питать это чувство.
НАШИ чрезмерные требования относительно заботливого отношения к НАШИМ желаниям соседствовали с таким же полным отсутствием НАШЕЙ заботы о других.
Чрезмерные требования Другого относительно заботливого отношения к его желаниям соседствовали с таким же полным отсутствием его заботы о других.
НАШИ противоречия не проявлялись внешне, подавлялись вовнутрь.
Противоречия Другого не проявлялись внешне, подавлялись вовнутрь.
МЫ были, хотели быть сверх заботливы и готовы помогать каждому.
Другой был, хотел быть сверх заботливым и готовым помогать каждому.
МЫ были сверх заботливы под действием навязчивых побуждений.
Другой был сверх заботлив под действием навязчивых побуждений.
МЫ действовали, проявляли какое-либо свойство, черту характера под действием навязчивых побуждений, воли, установки, аффирмации, от действия гимнастки по Норбекову.
Другой действовал, проявлял какое-либо свойство, черту характера под действием навязчивых побуждений, воли, установки, аффирмации, от действия гимнастки по Норбекову.
МЫ пытались излучать теплоту, но не получалось, были ощущения песка на душе.
Другой пытался излучать теплоту, но не получалось, были ощущения песка на душе.
МЫ ощущали, испытывали внутреннюю незащищенность.
Другой ощущал, испытывал внутреннюю незащищенность.
МЫ выражали НАШУ внутреннюю незащищенность в зависимости от других.
Другой выражал его внутреннюю незащищенность в зависимости от других.
МЫ испытывали чувство неполноценности, несоответствия.
Другой испытывал чувство неполноценности, несоответствия.
МЫ были убеждены в своей некомпетентности, глупости, непривлекательности, которые существовали у НАС без какой-либо реальной основы.
Другой был убежден в своей некомпетентности, глупости, непривлекательности, которые существовали у него без какой-либо реальной основы.
НАШЕ чувство неполноценности открыто проявлялись в форме жалоб, тревог.
Чувство неполноценности Другого открыто проявлялись в форме жалоб, тревог.
Приписываемые себе недостатки МЫ воспринимали как факт, не требующий доказательств.
Приписываемые себе недостатки Другой воспринимал как факт, не требующий доказательств.
МЫ скрывали своё ощущение неполноценности за компенсаторными потребностями в само возвеличивании, за навязчивой склонностью показывать себя в выгодном свете, производить впечатление на других и самого себя, используя всевозможные атрибуты, сопутствующие престижу в НАШЕЙ культуре, такие как: деньги, коллекции, расположение женщин,
знакомство со знаменитостями, путешествия, необычайные познания, навыки, другое.
Другой скрывал своё ощущение неполноценности за компенсаторными потребностями в само возвеличивании, за навязчивой склонностью показывать себя в выгодном свете, производить впечатление на других и самого себя, используя всевозможные атрибуты, сопутствующие престижу в его культуре, такие как: деньги, коллекции, расположение женщин,
знакомство со знаменитостями, путешествия, необычайные познания, навыки, другое.
У НАС на первый план выходила тенденция неполноценности.
У Другого на первый план выходила тенденция неполноценности.
У НАС на первый план выходила тенденция само возвеличивания.
У Другого на первый план выходила тенденция само возвеличивания.
У НАС проявлялось наличие обеих тенденций.
У Другого проявлялось наличие обеих тенденций.
МЫ само утверждались (утверждали своё «я» или притязания) с помощью определенных запретов.
Другой само утверждался (утверждал своё «я» или притязания) с помощью определенных запретов.
У НАС присутствовал, проявлялся внутренний запрет на то, чтобы:
выразить свои желания или просьбы о чем-либо,
сделать что-либо в своих интересах,
высказать своё мнение или обоснованную критику,
приказать кому-либо,
выбрать человека, с которым МЫ хотим общаться,
установить контакты с людьми, и т.д.
У Другого присутствовал, проявлялся внутренний запрет на то, чтобы:
выразить свои желания или просьбы о чем-либо,
сделать что-либо в своих интересах,
высказать своё мнение или обоснованную критику,
приказать кому-либо,
выбрать человека, с которым МЫ хотим общаться,
установить контакты с людьми, и т.д.
У НАС проявлялись, имелись запреты, связанные с утверждением своей позиции.
У Другого проявлялись, имелись запреты, связанные с утверждением своей позиции.
МЫ были неспособны: защитить себя от нападок, сказать «нет», если МЫ не хотели уступить желаниям других, отказать продавщице, которая навязывает ненужную вещь,
не принять от друга приглашение в гости, пресечь любовные поползновения.
Другой был неспособен: защитить себя от нападок, сказать «нет», если он не хотел уступить желаниям других, отказать продавщице, которая навязывает ненужную вещь,
не принять от друга приглашение в гости, пресечь любовные поползновения.
У НАС проявлялись, имелись запреты на познание, любопытство, в частности, к сексу.
У Другого проявлялись, имелись запреты на познание, любопытство, в частности, к сексу.
У НАС проявлялись, имелись запреты на НАШИ знания, понимание того, чего МЫ хотим.
У Другого проявлялись, имелись запреты на его знания, понимание того, чего он хочет.
У НАС проявлялись, имелись запреты на осознании собственных желаний, которые связаны лишь с выгодой.
У Другого проявлялись, имелись запреты на осознании собственных желаний, которые связаны лишь с выгодой.
У НАС проявлялись, имелись запреты в принятии определенных решений, формировании мнения.
У Другого проявлялись, имелись запреты в принятии определенных решений, формировании мнения.
МЫ испытывали трудности при принятии решений, формировании мнения.
Другой испытывал трудности при принятии решений, формировании мнения.
НАС порицали, что МЫ заботимся лишь о своей выгоде.
Другого порицали, что он заботится лишь о своей выгоде.
НАС воспитывали, что о себе надо заботиться в последнюю очередь.
Другого воспитывали, что о себе надо заботиться в последнюю очередь.
НАМ говорили, что успешные люди идут по головам.
Другому говорили, что успешные люди идут по головам.
МЫ подавляли в себе, утаивали от самих себя свои желания, стремления, мечты, планы, импульсы.
Другой подавлял в себе, утаивал от самого себя свои желания, стремления, мечты, планы, импульсы.
МЫ проявляли пассивность в отношениях, в важных и судьбоносных решениях, в выборе партнера.
Другой проявлял пассивность в отношениях, в важных и судьбоносных решениях, в выборе партнера.
НАМИ двигали в первую очередь невротические страхи.
Другим двигали в первую очередь невротические страхи.
МЫ копили деньги, потому что боялись впасть в нищету.
Другой копил деньги, потому что боялся впасть в нищету.
МЫ увязали в бесконечных любовных историях.
Другой увязал в бесконечных любовных историях.
МЫ имели, испытывали запреты и трудности связанные с: агрессией, действиями, направленными против кого-либо, нападками, унижениями, посягательством на чужие права,
любой формой враждебного поведения.
Другой имел, испытывал запреты и трудности связанные с: агрессией, действиями, направленными против кого-либо, нападками, унижениями, посягательством на чужие права,
любой формой враждебного поведения.
МЫ были склонны быть агрессивным, властным, сверх требовательным, распоряжаться, обманывать, критиковать, придираться.
Другой был склонен быть агрессивным, властным, сверх требовательным, распоряжаться, обманывать, критиковать, придираться.
МЫ осознавали, что являемся агрессивными, деспотичными.
Другой осознавал, что является агрессивным, деспотичным.
МЫ были субъективно убеждены в своей агрессивной искренности и правоте.
Другой был субъективно убежден в своей агрессивной искренности и правоте.
МЫ ощущали, считали, испытывали то, что: НАС постоянно обманывают, НАМИ манипулируют,
НАМИ управляют, НАС бранят, НАС унижают.
МЫ не осознавали, что это НАШЕ искаженное восприятие.
Другой ощущал, считал, испытывал то, что: его постоянно обманывают, им манипулируют,
им управляют, его бранят, его унижают.
Другой не осознавал, что это его искаженное восприятие.
МЫ полагали, что весь мир ополчился против НАС и обманывает НАС.
Другой полагал, что весь мир ополчился против него и обманывает его.
У НАС была, проявлялась навязчивая потребность в сексуальной активности.
У Другого была, проявлялась навязчивая потребность в сексуальной активности.
У НАС был, проявлялся запрет на сексуальную активность, на каком либо шагу, ведущем к её удовлетворению, в частности, на этапе знакомства, приближении, в процессе ухаживания, самой сексуальной функции, намеков, поцелуев, единения, раздевании, ласк, возбуждении, введении члена, поз, движений, чувственной сфере, выражении чувств и эмоций.
У Другого был, проявлялся запрет на сексуальную активность, на каком либо шагу, ведущем к её удовлетворению, в частности, на этапе знакомства, приближении, в процессе ухаживания, самой сексуальной функции, намеков, поцелуев, единения, раздевании, ласк, возбуждении, введении члена, поз, движений, чувственной сфере, выражении чувств и эмоций.
НАША тревога являлась динамическим центром НАШИХ неврозов.
Тревога Другого являлась динамическим центром его неврозов.
НАША тревожность сопровождалась дрожью, учащенным дыханием, сильным сердцебиением.
Тревожность Другого сопровождалась дрожью, учащенным дыханием, сильным сердцебиением.
МЫ не решались вступить в дискуссию, когда тема разговора была НАМ близка и интересна.
Другой не решался вступить в дискуссию, когда тема разговора была ему близка и интересна.
МЫ реагировали тревогой на воображаемую опасность.
Другой реагировал тревогой на воображаемую опасность.
МЫ испытывали постоянный страх умереть.
Другой испытывал постоянный страх умереть.
Вследствие своих страданий МЫ испытывали тайное желание умереть.
Вследствие своих страданий Другой испытывал тайное желание умереть.
НАШ принимающий различную форму страх смерти, в сочетании с мыслями о её желательности, порождал у НАС мрачное предчувствие близкой опасности.
Принимающий различную форму страх смерти у Другого, в сочетании с мыслями о её желательности, порождал у него мрачное предчувствие близкой опасности.
У НАС актуализировался конфликт между желанием «пойти на свой страх» и желанием «убежать».
У Другого актуализировался конфликт между желанием «пойти на свой страх» и желанием «убежать».
У НАС возникала тревога в результате такого конфликта.
У Другого возникала тревога в результате такого конфликта.
МЫ испытывали страх, тревогу по отношению к субъективной, скрытой опасности.
Другой испытывал страх, тревогу по отношению к субъективной, скрытой опасности.
Интенсивность НАШЕЙ тревоги была пропорциональна тому смыслу, который МЫ вкладывали в ситуацию.
Интенсивность тревоги Другого была пропорциональна тому смыслу, который он вкладывал в ситуацию.
НАША тревога была связана не с ситуацией, а с тем, КАК она представляется НАМ.
Тревога Другого была связана не с ситуацией, а с тем, КАК она представляется ему.
МЫ плохо или вообще не представляли, какое значение имеет тревога в НАШЕЙ жизни.
Другой плохо или вообще не представлял, какое значение имеет тревога в его жизни.
МЫ лишь помнили что испытывали некоторую тревогу в некоторых ситуациях: в детстве, в сновидениях, в ситуациях, выходящих за рамки повседневности, перед экзаменом, перед важным разговором.
Другой лишь помнил что испытывал некоторую тревогу в некоторых ситуациях: в детстве, в сновидениях, в ситуациях, выходящих за рамки повседневности, перед экзаменом, перед важным разговором.
НАС переполняла тревога.
Другого переполняла тревога.
МЫ осознавали, что НАС переполняет тревога.
Другой осознавал, что его переполняет тревога.
МЫ скрывали от себя, что НАС переполняет тревога.
Другой скрывал от себя, что его переполняет тревога.
НАША тревога проявлялась: в виде неясной тревоги, в виде приступов страха, привязана к определенным ситуациям или действиям, привязана к боязни высоты, улиц, публичных выступлений.
Тревога Другого проявлялась: в виде неясной тревоги, в виде приступов страха, привязана к определенным ситуациям или действиям, привязана к боязни высоты, улиц, публичных выступлений.
НАША тревога имела определенное содержание, в частности: опасение сойти с ума, опасение попасть в армию, опасение стать инвалидом на всю жизнь, заболеть неизлечимой болезнью,
заболеть СПИДОМ, проглотить иголку, потерять пальцы, ноги, руки, стать нищим на всю жизнь.
Тревога Другого имела определенное содержание, в частности: опасение сойти с ума, опасение попасть в армию, опасение стать инвалидом на всю жизнь, заболеть неизлечимой болезнью,
заболеть СПИДОМ, проглотить иголку, потерять пальцы, ноги, руки, стать нищим на всю жизнь.
МЫ осознавали, что время от времени испытываем тревогу, зная или не зная о вызывающих её обстоятельствах и не придавали ей какого-либо значения.
Другой осознавал, что время от времени испытывает тревогу, зная или не зная о вызывающих её обстоятельствах и не придавая ей какого-либо значения.
МЫ осознавали лишь наличие у себя депрессий, чувства неполноценности, расстройств сексуальной жизни, но до конца не осознавали, что когда-либо испытывали или испытываем чувство тревоги.
Другой осознавал лишь наличие у себя депрессий, чувства неполноценности, расстройств сексуальной жизни, но до конца не осознавал, что когда-либо испытывал или испытывает чувство тревоги.
У НАС была масса скрытой тревожности.
У Другого была масса скрытой тревожности.
У НАС воскресали в памяти тревожные сновидения или те ситуации, которые вызывали у НАС чувство страха.
У Другого воскресали в памяти тревожные сновидения или те ситуации, которые вызывали у него чувство страха.
Однако МЫ признавали по степени НАШУ тревожность как нормальную.
Однако Другой признавал по степени его тревожность как нормальную.
МЫ испытывали тревогу, не зная об этом.
Другой испытывал тревогу, не зная об этом.
НАШИ чувства привязанности, гнева, подозрительности были столь мимолетны ,что едва достигали НАШЕГО сознания, и столь преходящи, что МЫ забывали о них.
Чувства привязанности, гнева, подозрительности Другого были столь мимолетны ,что едва достигали его сознания, и столь преходящи, что он забывал о них.
За НАШИМИ мимолетными неосознаваемыми чувствами привязанности, гнева, подозрительности скрывалась громадная динамическая сила.
За мимолетными неосознаваемыми чувствами привязанности, гнева, подозрительности Другого скрывалась громадная динамическая сила.
МЫ беспокоились неосознанно.
Другой беспокоился неосознанно.
НАША тревога была определяющим фактором в НАШЕЙ жизни, оставаясь в то же самое время не осознаваемой НАМИ.
Тревога Другого была определяющим фактором в его жизни, оставаясь в то же самое время не осознаваемой им.
МЫ делали всё возможное, чтобы избежать тревоги.
Другой делал всё возможное, чтобы избежать тревоги.
Для НАС интенсивная тревога была мучительна.
Для Другого интенсивная тревога была мучительна.
МЫ предпочитали скорее умереть, чем ещё раз пережить сильный приступ тревоги.
Другой предпочитал скорее умереть, чем ещё раз пережить сильный приступ тревоги.
Некоторые проявления тревоги были для НАС непереносимы.
Некоторые проявления тревоги были для Другого непереносимы.
Для НАС была непереносима беспомощность.
Для Другого была непереносима беспомощность.
В состоянии тревоги МЫ ощущали себя беспомощным.
В состоянии тревоги Другой ощущал себя беспомощным.
Для НАС власть была преобладающим идеалом.
Для Другого власть была преобладающим идеалом.
МЫ были под впечатлением, негодовали от НАШЕЙ реакции беспомощности, как если бы она показывала НАШУ слабость или трусость.
Другой был под впечатлением, негодовал от своей реакции беспомощности, как если бы она показывала его слабость или трусость.
Для НАС была непереносима иррациональность тревоги.
Для Другого была непереносима иррациональность тревоги.
Во время НАШЕЙ тревоги НАМИ руководили иррациональные факторы.
Во время тревоги Другого им руководили иррациональные факторы.
Для НАС было непереносимо то, что НАМИ руководят какие-то иррациональные факторы.
Для Другого было непереносимо то, что им руководят какие-то иррациональные факторы.
МЫ ощущали скрытую опасность того, что НАС могут захлестнуть иррациональные противоположно направленные силы, действующие внутри НАС.
Другой ощущал скрытую опасность того, что его могут захлестнуть иррациональные противоположно направленные силы, действующие внутри него.
МЫ непроизвольно приучали себя осуществлять контроль над иррациональными противоположно направленными силами, действующими внутри НАС.
Другой непроизвольно приучал себя осуществлять контроль над иррациональными противоположно направленными силами, действующими внутри его.
МЫ не терпели на сознательном уровне наличия у НАС каких-либо иррациональных элементов.
Другой не терпел на сознательном уровне наличия у него каких-либо иррациональных элементов.
Посредством самой своей иррациональности тревога представляла для НАС неявно выраженное указание на то, что внутри НАС что-то не в порядке.
Посредством самой своей иррациональности тревога представляла для Другого неявно выраженное указание на то, что внутри него что-то не в порядке.
Тревога в НАС являлась вызовом для НАС, сигналом для тщательного рассмотрения чего-то скрытого в НАС.
Тревога в Другом являлась вызовом для него, сигналом для тщательного рассмотрения чего-то скрытого в нем.
МЫ сознательно воспринимали НАШУ тревогу как вызов.
Другой сознательно воспринимал свою тревогу как вызов.
МЫ сознательно не воспринимали НАШУ тревогу как вызов.
Другой сознательно не воспринимал свою тревогу как вызов.
НАША тревога являлась вызовом, признавали МЫ это или нет.
Тревога Другого являлась вызовом, признавал он это или нет.
НАМ не был приятен такой вызов.
Другому не был приятен такой вызов.
НАШЕ осознание, что МЫ должны изменить что-то внутри НАС вызывало в НАС резкое противодействие.
Осознание Другого, что он должен изменить что-то внутри себя вызывало в нем резкое противодействие.
Чем безнадежнее МЫ ощущали себя в паутине своего страха и защитного механизма и чем сильнее НАМ приходилось цепляться за иллюзию, что МЫ во всем правы и совершенны, тем сильнее МЫ инстинктивно отвергали всякий, даже самый отдаленный и глухой намек, что с НАМИ что-то не так и необходимо что-либо изменить.
Чем безнадежнее Другой ощущал себя в паутине своего страха и защитного механизма и чем сильнее Другому приходилось цепляться за иллюзию, что он во всем прав и совершенен, тем сильнее он инстинктивно отвергал всякий, даже самый отдаленный и глухой намек, что с ним что-то не так и необходимо что-либо изменить.
МЫ рационализировали НАШУ тревогу.
Другой рационализировал свою тревогу.
МЫ отрицали НАШУ тревогу.
Другой отрицал свою тревогу.
МЫ пытались заглушить НАШУ тревогу, в частности общением, наркотиками, музыкой, эмоциями.
Другой пытался заглушить свою тревогу, в частности общением, наркотиками, музыкой, эмоциями.
МЫ избегали мыслей, чувств, побуждений, ситуаций, вызывающих тревогу.
Другой избегал мыслей, чувств, побуждений, ситуаций, вызывающих тревогу.
НАША рационализация тревоги оправдывала НАШЕ уклонение от ответственности.
Рационализация тревоги Другого оправдывала его уклонение от ответственности.
МЫ превращали НАШУ тревогу в рациональный страх.
Другой превращал свою тревогу в рациональный страх.
От этого превращения у НАС мало что менялось.
От этого превращения у Другого мало что менялось.
НАША мать была обеспокоена по поводу НАС, признавала ли она у себя наличие тревожности или интерпретировала её как обоснованный страх.
Мать Другого была обеспокоена по поводу него, признавала ли она у себя наличие тревожности или интерпретировала её как обоснованный страх.
Тревожность НАШЕЙ матери была неадекватна существующей перед НАМИ опасности и имела под собой личные факторы.
Тревожность матери Другого была неадекватна существующей перед Другим опасности и имела под собой личные факторы.
НАША тревожность была неадекватна существующей перед НАМИ опасности и имела под собой личные факторы.
Тревожность Другого была неадекватна существующей перед Другим опасности и имела под собой личные факторы.
НАША мать не признавала, не осознавала, не понимала, что её тревожность была неадекватна существующей перед НАМИ опасности и имела под собой личные факторы.
Мать Другого не признавала, не осознавала, не понимала, что её тревожность была неадекватна существующей перед Другим опасности и имела под собой личные факторы.
МЫ не признавали, не осознавали, не понимали, что НАША тревожность была неадекватна существующей перед НАМИ опасности и имела под собой личные факторы.
Другой не признавал, не осознавал, не понимал, что его тревожность была неадекватна существующей перед ним опасности и имела под собой личные факторы.
НАША мать приводила НАМ примеры, как в подобных НАШЕЙ ситуациях (или той, в которую МЫ собирались попасть) у других детей случалась беда: похищение, травмы, смерть, другое.
Мать Другого приводила ему примеры, как в подобных его ситуациях (или той, в которую он собирался попасть) у других детей случалась беда: похищение, травмы, смерть, другое.
НАША мать оправдывала своё поведение по отношению к НАМ любовью, родительским долгом.
Мать Другого оправдывала своё поведение по отношению к нему любовью, родительским долгом.
МЫ яростно защищали свои иррациональные отношения, поступки, тревожность.
Другой яростно защищал свои иррациональные отношения, поступки, тревожность.
НАША защита своих иррациональных отношений, поступков, тревожности выполняла важные функции.
Защита Другого своих иррациональных отношений, поступков, тревожности выполняла важные функции.
Вместо того, чтобы чувствовать себя беспомощно жертвой своих эмоций, НАША мать считала, что она может активно действовать в данной ситуации.
Вместо того, чтобы чувствовать себя беспомощно жертвой своих эмоций, мать Другого считала, что она может активно действовать в данной ситуации.
Вместо того, чтобы чувствовать себя беспомощно жертвой своих эмоций, МЫ считали, что можем активно действовать в данной ситуации.
Вместо того, чтобы чувствовать себя беспомощно жертвой своих эмоций, Другой считал, что может активно действовать в данной ситуации.
Вместо признания своей слабости, НАША мать ощущает гордость высокой требовательностью к себе.
Вместо признания своей слабости, мать Другого ощущает гордость высокой требовательностью к себе.
Вместо признания своей слабости, МЫ ощущали гордость высокой требовательностью к себе.
Вместо признания своей слабости, Другой ощущал гордость высокой требовательностью к себе.
Вместо признания того, что отношение НАШЕЙ матери пронизывают иррациональные элементы, она считает их абсолютно рациональными и оправданными.
Вместо признания того, что отношение матери к Другому пронизывают иррациональные элементы, она считает их абсолютно рациональными и оправданными.
Вместо признания того, что НАШЕ отношение пронизывают иррациональные элементы, МЫ считаем их абсолютно рациональными и оправданными.
Вместо признания того, что отношение Другого пронизывают иррациональные элементы, он считает их абсолютно рациональными и оправданными.
Вместо того чтобы увидеть и принять необходимость что-то изменить в себе, НАША мать продолжала переносить ответственность на внешний мир и, таким образом, уходить от сознания своих собственных мотивов.
Вместо того чтобы увидеть и принять необходимость что-то изменить в себе, мать Другого продолжала переносить ответственность на внешний мир и, таким образом, уходить от сознания своих собственных мотивов.
Вместо того чтобы увидеть и принять необходимость что-то изменить в себе, МЫ продолжаем переносить ответственность на внешний мир и, таким образом, уходить от сознания своих собственных мотивов.
Вместо того чтобы увидеть и принять необходимость что-то изменить в себе, Другой продолжает переносить ответственность на внешний мир и, таким образом, уходить от сознания своих собственных мотивов.
За эти сиюминутные преимущества НАШЕЙ матери приходилось расплачиваться тем, что она никогда избавится от своих тревог и огорчений, но особенно дорогую цену приходилось платить НАМ.
За эти сиюминутные преимущества матери Другого приходилось расплачиваться тем, что она никогда избавится от своих тревог и огорчений, но особенно дорогую цену приходилось платить Другому.
За эти сиюминутные преимущества НАМ приходилось расплачиваться тем, что МЫ никогда не избавимся от своих тревог и огорчений.
За эти сиюминутные преимущества Другому приходилось расплачиваться тем, что он никогда не избавится от своих тревог и огорчений.
НАША мать не хотела осознавать своей тревожности и вышеперечисленного.
Мать Другого не хотела осознавать своей тревожности и вышеперечисленного.
НАША мать глубоко в душе придерживалась иллюзии, что может, ничего не меняя внутри себя, получить те выгоды, которые должны были бы последовать от такого изменения.
Мать Другого глубоко в душе придерживалась иллюзии, что может, ничего не меняя внутри себя, получить те выгоды, которые должны были бы последовать от такого изменения.
МЫ предполагали, что НАША тревога является рациональным страхом, каким бы ни было его содержание: страх болезней, родов, погрешностей в пище, несчастий, нищеты, лишений конечностей, издевательств, армии.
Другой предполагал, что его тревога является рациональным страхом, каким бы ни было его содержание: страх болезней, родов, погрешностей в пище, несчастий, нищеты, лишений конечностей, издевательств, армии.
МЫ исключали из сознания НАШУ тревогу.
Другой исключал из сознания свою тревогу.
НАШЕМУ страху, тревоге сопутствовали дрожь, усиленное потоотделение, учащенное сердцебиение, ощущение удушья, частое побуждение к мочеиспусканию, понос, рвота, чувство нетерпения, ощущение внезапного приступа, паралича.
Страху Другого, тревоге сопутствовали дрожь, усиленное потоотделение, учащенное сердцебиение, ощущение удушья, частое побуждение к мочеиспусканию, понос, рвота, чувство нетерпения, ощущение внезапного приступа, паралича.
НАШИ сопутствующие симптомы тревоги выражали вытесненную из сознания тревогу.
Сопутствующие симптомы тревоги Другого выражали вытесненную из сознания тревогу.
МЫ знали, что в определенных ситуациях МЫ грызем ногти, у НАС трясутся руки, учащается мочеиспускание, что-либо вызывает тошноту, потеем без какой-либо физической причины.
Другой знал, что в определенных ситуациях он грызет ногти, у него трясутся руки, учащается мочеиспускание, что-либо вызывает тошноту, потеет без какой-либо физической причины.
МЫ сознательно отрицали тревогу, пытаясь её таким образом преодолеть.
Другой сознательно отрицал тревогу, пытаясь её таким образом преодолеть.
МЫ пытались избавиться от страха путем его игнорирования.
Другой пытался избавиться от страха путем его игнорирования.
МЫ получали воспитание, информацию о героическом, бесстрашном поведении солдат на войне.
Другой получил воспитание, информацию о героическом, бесстрашном поведении солдат на войне.
МЫ принимали сознательное решение преодолеть свою тревожность, страх.
Другой принимал сознательное решение преодолеть свою тревожность, страх.
МЫ храбро реагировали на ситуации, которые НАС в действительности пугали.
Другой храбро реагировал на ситуации, которые его в действительности пугали.
НАШИ сны показывали НАШЕ истинное отношение к разным ситуациям.
Сны Другого показывали его истинное отношение к разным ситуациям.
НАМ удавалось избавиться от тревожности, страха, но так как ничего не изменилось в факторах, вызывающих страх, у НАС остались другие проявления всё ещё сохраняющейся тревожности.
Другому удавалось избавиться от тревожности, страха, но так как ничего не изменилось в факторах, вызывающих страх, у него остались другие проявления всё ещё сохраняющейся тревожности.
МЫ были отчужденными и робкими.
Другой был отчужденным и робким.
МЫ чувствовали себя лишними.
Другой чувствовал себя лишним.
МЫ не могли приняться ни за какую плодотворную работу.
Другой не мог приняться ни за какую плодотворную работу.
У НАС не было сознательного решения избавиться от тревожности, преодолеть тревожность, осознать тревожность.
У Другого не было сознательного решения избавиться от тревожности, преодолеть тревожность, осознать тревожность.
МЫ непроизвольно решали избавиться от тревожности, преодолеть тревожность, осознать тревожность.
Другой непроизвольно решал избавиться от тревожности, преодолеть тревожность, осознать тревожность.
МЫ «брали себя в руки».
Другой «брал себя в руки».
МЫ пытались устранить, устраняли явные проявления НАШЕЙ тревожности.
Другой пытался устранить, устранял явные проявления его тревожности.
МЫ, устранив явные проявления НАШЕЙ тревожности, оставляли без изменения существенные движущие силы личности.
Другой, устранив явные проявления своей тревожности, оставлял без изменения существенные движущие силы личности.
МЫ теряли стимул для проработки своей тревожности, если у НАС пропадали заметные появления имеющихся расстройств.
Другой терял стимул для проработки своей тревожности, если у него пропадали заметные появления имеющихся расстройств.
Процесс безжалостного игнорирования тревожности играл огромную роль в НАШИХ неврозах и не всегда осознавался НАМИ в своём качестве.
Процесс безжалостного игнорирования тревожности играл огромную роль в неврозах Другого и не всегда осознавался им в своём качестве.
МЫ проявляли агрессивность в определенных ситуациях.
Другой проявлял агрессивность в определенных ситуациях.
НАША агрессивность в определенных ситуациях принималась другими за проявление подлинной враждебности.
Агрессивность Другого в определенных ситуациях принималась нами за проявление подлинной враждебности.
НАША тревожность побуждала НАС преодолевать свою робость.
Тревожность Другого побуждала его преодолевать свою робость.
НАШЕ отчаяние было похоже на агрессию, выражалась через агрессию.
Отчаяние Другого было похоже на агрессию, выражалась через агрессию.
МЫ избавлялись от тревожности с помощью наркотизации, в частности, посредством принятием алкоголя или наркотиков.
Другой избавлялся от тревожности с помощью наркотизации, в частности, посредством принятием алкоголя или наркотиков.
МЫ погружались в социальную деятельность под влиянием страха одиночества.
Другой погружался в социальную деятельность под влиянием страха одиночества.
НАША ситуация не менялась от того, осознается ли НАШ страх одиночества как таковой или предстаёт лишь как смутное беспокойство.
Ситуация Другого не менялась от того, осознается ли его страх одиночества как таковой или предстаёт лишь как смутное беспокойство.
МЫ пытались «потопить» НАШУ тревожность в работе.
Другой пытался «потопить» свою тревожность в работе.
НАША работа была навязчивого характера.
Работа Другого была навязчивого характера.
У НАС возникало беспокойство когда МЫ отвлекались, отходили от НАШЕЙ работы.
У Другого возникало беспокойство когда он отвлекался, отходил от своей работы.
У НАС проявлялась чрезмерная потребность во сне, хотя сон не способствовал собственно восстановлению сил.
У Другого проявлялась чрезмерная потребность во сне, хотя сон не способствовал собственно восстановлению сил.
МЫ пытались уйти от тревоги в сон.
Другой пытался уйти от тревоги в сон.
МЫ ослабляли НАШУ тревожность с помощью сексуальной активности.
Другой ослаблял свою тревожность с помощью сексуальной активности.
МЫ навязчиво мастурбировали.
Другой навязчиво мастурбировал.
МЫ глушили НАШУ тревогу мастурбацией.
Другой глушил свою тревогу мастурбацией.
Для НАС сексуальная активность служила главным образом для ослабления тревожности.
Для Другого сексуальная активность служила главным образом для ослабления тревожности.
МЫ становились крайне беспокойными и раздражительными, если хотя бы в течение короткого периода времени не имели возможности получить сексуальное удовлетворение.
Другой становился крайне беспокойными и раздражительными, если хотя бы в течение короткого периода времени не имел возможности получить сексуальное удовлетворение.
МЫ избегали всех ситуаций, мыслей, чувств, которые могли бы возбудить тревогу.
Другой избегал всех ситуаций, мыслей, чувств, которые могли бы возбудить тревогу.
МЫ осознавали наличие у НАС тревоги и того, что МЫ избегаем её и какими способами.
Другой осознавал наличие у него тревоги и того, что он избегает её и какими способами.
МЫ не осознавали, осознавали смутно наличие у НАС тревоги и того, что МЫ избегаем её и какими способами.
Другой не осознавал, осознавал смутно наличие у него тревоги и того, что он избегает её и какими способами.
МЫ, не осознавая этого, откладывали со дня на день дела, вызывающие у НАС тревогу: принятие решений, важный разговор, звонок, вопрос, просьбу, проверку почты, кардинальный поступок, другое.
Другой, не осознавая этого, откладывал со дня на день дела, вызывающие у него тревогу: принятие решений, важный разговор, звонок, вопрос, просьбу, проверку почты, кардинальный поступок, другое.
МЫ «притворялись», субъективно считали, что обдумываемые НАМИ определенные действия, связанные с тревожностью, такие как принятие участия в обсуждении, разговор, разрыв отношений с каким-то лицом, другое - являются несущественными.
Другой «притворялся», субъективно считал, что обдумываемые им определенные действия, связанные с тревожностью, такие как принятие участия в обсуждении, разговор, разрыв отношений с каким-то лицом, другое - являются несущественными.
МЫ «притворялись», что НАМ не нравится делать определенные вещи, отвергали их на этом основании.
Другой «притворялся», что ему не нравится делать определенные вещи, отвергал их на этом основании.
МЫ отвергали, избегали, не любили шумные кампании, танцевать, проявлять сексуальность, так как это было связано с НАШИМ страхом отвержения, убеждая себя, что НАМ не нравятся такие мероприятия.
Другой отвергал, избегал, не любил шумные кампании, танцевать, проявлять сексуальность, так как это было связано с его страхом отвержения, убеждая себя, что ему не нравятся такие мероприятия.
МЫ по отношению к ситуациям, вызывающим у НАС тревожность, в частности, связанные со страхом отвержения, убеждали себя, что НАМ не нравятся такие мероприятия.
Другой по отношению к ситуациям, вызывающим у него тревожность, в частности, связанные со страхом отвержения, убеждал себя, что ему не нравятся такие мероприятия.
МЫ проявляли избегание непроизвольно в связи с внутренним запретом.
Другой проявлял избегание непроизвольно в связи с внутренним запретом.
НАШ внутренний запрет выражался в неспособности делать, чувствовать или обдумывать определенные вещи.
Внутренний запрет Другого выражался в неспособности делать, чувствовать или обдумывать определенные вещи.
Функция НАШЕГО внутреннего запрета была - избавить от тревоги, которая возникает, если МЫ пытаемся делать, ощущать или обдумывать тревожащие вещи.
Функция внутреннего запрета Другого была - избавить от тревоги, которая возникает, если он пытается делать, ощущать или обдумывать тревожащие вещи.
В НАШЕ сознание не проникало никакой тревоги и следовательно, не было возможности преодолеть запреты с помощью сознательного усилия.
В сознание Другого не проникало никакой тревоги и следовательно, не было возможности преодолеть запреты с помощью сознательного усилия.
НАШИ внутренние запреты эффективно представали в истерических выпадениях функций: истерической слепоте, немоте или параличе конечностей.
Внутренние запреты Другого эффективно представали в истерических выпадениях функций: истерической слепоте, немоте или параличе конечностей.
НАШИ внутренние запреты в сексуальной сфере представали в виде склонности к (или реализации) фригидности, импотенции.
Внутренние запреты Другого в сексуальной сфере представали в виде склонности к (или реализации) фригидности, импотенции.
В умственной сфере НАШИ внутренние запреты представали в виде склонности к (или реализации) запретам на сосредоточение, формирование или высказывание мнений, на установление контактов с людьми.
В умственной сфере внутренние запреты Другого представали в виде склонности к (или реализации) запретам на сосредоточение, формирование или высказывание мнений, на установление контактов с людьми.
У НАС были претензии обладать чем-либо, на что у НАС был внутренний запрет.
У Другого были претензии обладать чем-либо, на что у него был внутренний запрет.
МЫ имели критические суждения по отношению к чьим-то словам, но внутренний запрет мешал НАМ: упорядочить свои мысли, в результате они приходили к НАМ лишь после окончания обсуждения или на следующее утро, вообще появлению у НАС каких-либо критических мыслей, в итоге МЫ были склонны слепо соглашаться со сказанным или даже восхищаться им.
Другой имел критические суждения по отношению к чьим-то словам, но внутренний запрет мешал ему: упорядочить свои мысли, в результате они приходили к нему лишь после окончания обсуждения или на следующее утро, вообще появлению у него каких-либо критических мыслей, в итоге он был склонен слепо соглашаться со сказанным или даже восхищаться им.
МЫ были абсолютно неспособны осознавать наличие каких-либо запретов.
Другой был абсолютно неспособен осознавать наличие каких-либо запретов.
У НАС были запреты на делание продаж, на обучение бизнесу, на ведение бизнеса.
У Другого были запреты на делание продаж, на обучение бизнесу, на ведение бизнеса.
МЫ не осознавали НАШ запрет, потому что он был настолько сильным, что контролировал НАШИ желания и побуждения.
Другой не осознавал свой запрет, потому что он был настолько сильным, что контролировал его желания и побуждения.
НАШ внутренний запрет выполнял столь важную функцию в НАШЕЙ жизни, что МЫ воспринимали его как не подлежащий сомнению и изменению факт.
Внутренний запрет Другого выполнял столь важную функцию в его жизни, что он воспринимал его как не подлежащий сомнению и изменению факт.
МЫ настаивали, что недостаточно сильны для выполнения работы, которая имеет элемент соревнования и порождающая в результате крайнюю усталость.
Другой настаивал, что недостаточно силен для выполнения работы, которая имеет элемент соревнования и порождающая в результате крайнюю усталость.
НАША вера защищала НАС от перенапряжения, тревоги.
Вера Другого защищала его от перенапряжения, тревоги.
МЫ признавали наличие запрета, принуждали себя вернуться к работе и таким образом подвергались страшной тревоге.
Другой признавал наличие запрета, принуждал себя вернуться к работе и таким образом подвергался страшной тревоге.
МЫ отрицали наличие запрета, чтобы не принуждать себя вернуться к работе и таким образом не подвергнуться страшной тревоге.
Другой отрицал наличие запрета, чтобы не принуждать себя вернуться к работе и таким образом не подвергнуться страшной тревоге.
МЫ не осознавали те запреты, которые были одобряемы в НАШЕМ окружении, культуре или соответствовали каким-либо идеологическим, классовым установкам.
Другой не осознавал те запреты, которые были одобряемы в его окружении, культуре или соответствовали каким-либо идеологическим, классовым установкам.