Невротик по Хорни 4

НАШЕ столкновение между НАШИМИ желаниями и социальными требованиям вело НАС к ограничениям жизни, подавлению или вытеснению желаний, к страданию.
Столкновение Другого между его желаниями и социальными требованиям вело его к ограничениям жизни, подавлению или вытеснению желаний, к страданию.
НАШ конфликт между НАШИМИ побуждениями и социальным давлением порождал НАШУ тревожность и НАШИ попытки уменьшить тревожность приводили в свою очередь к защитным тенденциям, которые хоть и являлись в равной мере настоятельными, тем не менее были несовместимы друг с другом.
Конфликт Другого между его побуждениями и социальным давлением порождал его тревожность и его попытки уменьшить тревожность приводили в свою очередь к защитным тенденциям, которые хоть и являлись в равной мере настоятельными, тем не менее были несовместимы друг с другом.
МЫ были способны идти на всё ради удовлетворения НАШЕГО желания любви и одобрения.
Другой был способен идти на всё ради удовлетворения своего желания любви и одобрения.
МЫ имели, проявляли тенденцию к подчинению, к покорности и отсутствие каких-либо попыток самоутверждения.
Другой имел, проявлял тенденцию к подчинению, к покорности и отсутствие каких-либо попыток самоутверждения.
НАШИМ доминирующим стремлением был успех, власть или обладание.
Доминирующим стремлением Другого был успех, власть или обладание.
МЫ стремились к уединению и независимости.
Другой стремился к уединению и независимости.
НАШИ вышеперечисленные стремления представляли собой защиту от глубинной тревожности.
Вышеперечисленные стремления Другого представляли собой защиту от глубинной тревожности.
НАШИ вышеперечисленные стремления давали НАМ удовлетворение безотносительно к цели достижения безопасности.
Вышеперечисленные стремления Другого давали ему удовлетворение безотносительно к цели достижения безопасности.
НАШЕ ощущение, что НАС любят и ценят, чувство успеха или влияния давали НАМ удовлетворение безотносительно к цели достижения безопасности.
Ощущение Другого, что его любят и ценят, чувство успеха или влияния давали ему удовлетворение безотносительно к цели достижения безопасности.
НАШИ способы вновь обрести покой и уверенность давали НАМ возможность разрядить внутреннюю враждебность и способствовали разрядке напряжения иного рода.
Способы Другого вновь обрести покой и уверенность давали ему возможность разрядить внутреннюю враждебность и способствовали разрядке напряжения иного рода.
НАША тревожность была движущей силой, стоящей за определенными НАШИМИ побуждениями.
Тревожность Другого была движущей силой, стоящей за определенными его побуждениями.
МЫ испытывали жажду любви и привязанности.
Другой испытывал жажду любви и привязанности.
Мы испытывали жажду власти и управления кем-то.
Другой испытывал жажду власти и управления кем-то.
В НАШИХ неврозах проявлялась жажда любви и привязанности.
В неврозах Другого проявлялась жажда любви и привязанности.
МЫ, чувствуя что в основе своей МЫ беспомощны в этом угрожающем и враждебном мире, считали поиск любви наиболее логичным и прямым путем получения любого типа расположения, помощи или понимания.
Другой, чувствуя что в основе своей он беспомощен в этом угрожающем и враждебном мире, считал поиск любви наиболее логичным и прямым путем получения любого типа расположения, помощи или понимания.
МЫ, чувствуя что в основе своей МЫ беспомощны в этом угрожающем и враждебном мире, искали любовь к себе, как наиболее логичный и прямой путь получения любого типа расположения, помощи или понимания.
Другой, чувствуя что в основе своей он беспомощен в этом угрожающем и враждебном мире, искал любовь к себе, как наиболее логичный и прямой путь получения любого типа расположения, помощи или понимания.
НАМ НАШЕ состояние психики представлялось таким, при котором НАМ было бы нетрудно добиться любви, но в действительности оно было не таким.
Другому его состояние психики представлялось таким, при котором ему было бы нетрудно добиться любви, но в действительности оно было не таким.
МЫ «хотели не многого» - добра, понимания, помощи, совета от окружающих НАС людей.
Другой «хотел не многого» - добра, понимания, помощи, совета от окружающих его людей.
МЫ хотели, чтобы кто-то знал, что МЫ стремимся доставить им радость и опасаемся задеть кого-либо.
Другой хотел, чтобы кто-то знал, что он стремится доставить им радость и опасается задеть кого-либо.
В НАШЕМ сознании присутствовали только мысли, что МЫ «хотим не многого» и что МЫ стремимся доставить другим радость и опасаемся задеть кого-либо.
В сознании Другого присутствовали только мысли, что он «хочет не многого» и что он стремится доставить другим радость и опасается задеть кого-либо.
МЫ не осознавали, в сколь значительной степени НАША болезненная чувствительность, НАША скрытая враждебность, НАШИ придирчивые требования мешали НАШИМ собственным отношениям с кем-то.
Другой не осознавал, в сколь значительной степени его болезненная чувствительность, его скрытая враждебность, его придирчивые требования мешали его собственным отношениям с кем-то.
МЫ были неспособны здраво судить о том, какое впечатление МЫ производим на других или какова их реакция на НАС.
Другой был неспособен здраво судить о том, какое впечатление он производит на других или какова их реакция на него.
МЫ были не в состоянии понять, почему НАШИ попытки установить дружеские, брачные, любовные, профессиональные отношения столь часто приносят неудовлетворенность.
Другой был не в состоянии понять, почему его попытки установить дружеские, брачные, любовные, профессиональные отношения столь часто приносят неудовлетворенность.
МЫ были склонны заключать, что виноваты другие, что они невнимательны, вероломны, способны на оскорбление или что вследствие некой неблагоприятной причины у НАС отсутствует дар быть понятым людьми.
Другой был склонен заключать, что виноваты другие, что они невнимательны, вероломны, способны на оскорбление или что вследствие некой неблагоприятной причины у него отсутствует дар быть понятым людьми.
МЫ гонялись за «призраком любви».
Другой гонялся за «призраком любви».
МЫ совершали самообман в мыслях и испытывали неудачи.
Другой совершал самообман в мыслях и испытывал неудачи.
МЫ оказывались перед дилеммой: МЫ не способны любить, но тем не менее НАМ остро необходима любовь со стороны других.
Другой оказывался перед дилеммой: он не способен любить, но тем не менее ему остро необходима любовь со стороны других.
НАША привязанность основывалась на:
выражении позитивного в своей основе отношения к другим,
страхе потерять кого-то,
желании подчинить кого-то своему влиянию.
Привязанность Другого основывалась на:
выражении позитивного в своей основе отношения к другим,
страхе потерять кого-то,
желании подчинить кого-то своему влиянию.
МЫ очень глубоко любили человека и в то же время иногда на него сердились, в чём-то ему отказывали или испытывали желание побыть одному.
Другой очень глубоко любил человека и в то же время иногда на него сердился, в чём-то ему отказывал или испытывал желание побыть один.
МЫ реагировали на кого-то гневом или реакцией ухода.
Другой реагировал на кого-то гневом или реакцией ухода.
МЫ были настроены против остальных людей, считая, что любой интерес, который они проявляют к третьим лицам означает пренебрежение к НАМ.
Другой был настроен против остальных людей, считая, что любой интерес, который они проявляют к третьим лицам означает пренебрежение к нему.
МЫ интерпретировали любое требование как предательство, а любую критику — как унижение.
Другой интерпретировал любое требование как предательство, а любую критику — как унижение.
НАША любовь к кому-то не была истинной, глубокой.
Любовь Другого к кому-то не была истинной, глубокой.
МЫ считали, что любовь несовместима с деловой критикой тех или иных качеств или отношений, которая подразумевает помощь в их исправлении.
Другой считал, что любовь несовместима с деловой критикой тех или иных качеств или отношений, которая подразумевает помощь в их исправлении.
МЫ в отношениях любви к кому-то, требовали от него совершенства, которое несло в себе враждебность: «горе тебе, если ты не совершенен!».
Другой в отношениях любви к кому-то, требовал от него совершенства, которое несло в себе враждебность: «горе тебе, если ты не совершенен!».
МЫ в отношениях любви к кому-то, использовали его только в качестве достижения некоторой цели или в качестве средства удовлетворения определенных потребностей.
Другой в отношениях любви к кому-то, использовали его только в качестве достижения некоторой цели или в качестве средства удовлетворения определенных потребностей.
МЫ хотели себе девушку для соответствующего статуса, престижа, удовлетворения сексуальной потребности.
Другой хотел себе девушку для соответствующего статуса, престижа, удовлетворения сексуальной потребности.
МЫ считали, что любим кого-то, а это была всего лишь благодарность за восхищение НАМИ.
Другой считал, что любит кого-то, а это была всего лишь благодарность за восхищение им.
МЫ оказывались жертвой самообмана кого-то, так как он думал, что любит НАС, а на самом деле нет.
Другой оказывался жертвой самообмана кого-то, так как кто-то думал, что любит его, а на самом деле нет.
МЫ были отвергнуты кем-то, как только стали проявлять к нему критичность, не выполняя, таким образом, свою функцию восхищения, за которую он НАС любил.
Другой был отвергнут кем-то, как только стал проявлять к нему критичность, не выполняя, таким образом, свою функцию восхищения, за которую он его любил.
НАША любовь была несовместима с использованием любимого человека для некоторого удовлетворения.
Любовь Другого была несовместима с использованием любимого человека для некоторого удовлетворения.
НАША любовь была альтруистична и жертвенна.
Любовь Другого была альтруистична и жертвенна.
МЫ испытали, выразили по отношению к кому-то чувство «я не требую ничего для себя».
Другой испытал, выразил по отношению к кому-то чувство «я не требую ничего для себя».
НАШЕ мнение, что «не требование ничего для себя» является любовью, а также требование такой любви от других имело в своей основе нежелание самому проявлять любовь.
Мнение Другого, что «не требование ничего для себя» является любовью, а также требование такой любви от других имело в своей основе нежелание самому проявлять любовь.
МЫ ждали, хотели от любимого, любящего НАС человека жертвенности, альтруистичности, удовлетворения, дружелюбия, помощи по отношению к НАМ.
Другой ждал, хотел от любимого, любящего его человека жертвенности, альтруистичности, удовлетворения, дружелюбия, помощи по отношению к нему.
В НАШЕЙ любви было главным само чувство привязанности.
В любви Другого было главным само чувство привязанности.
В НАШЕЙ любви главной была потребность в обретении уверенности и спокойствия, а иллюзия любви — лишь вторичное.
В любви Другого главной была потребность в обретении уверенности и спокойствия, а иллюзия любви — лишь вторичное.
МЫ нуждались в любви и привязанности другого ради избавления от тревожности и затемняли в сознании, зачем НАМ нужна эта любовь и привязанность.
Другой нуждался в любви и привязанности другого ради избавления от тревожности и затемнял в сознании, зачем ему нужна эта любовь и привязанность.
МЫ не осознавали в общем, что МЫ полны тревожности и поэтому отчаянно стремимся к любого рода привязанности в целях успокоения.
Другой не осознавал в общем, что он полон тревожности и поэтому отчаянно стремился к любого рода привязанности в целях успокоения.
МЫ чувствовали лишь, что перед НАМИ тот человек, который НАМ нравится, или которому МЫ доверяем, или к которому испытываем слепую страсть.
Другой чувствовал лишь, что перед ним тот человек, который ему нравится, или которому он доверяет, или к которому испытывает слепую страсть.
То, что представлялось НАМ спонтанной любовью, на деле было не чем иным, как НАШЕЙ реакцией благодарности за некоторую проявленную по отношению к НАМ доброту, ответным чувством надежды или расположения, вызванным некоторым человеком или ситуацией.
То, что представлялось Другому спонтанной любовью, на деле было не чем иным, как его реакцией благодарности за некоторую проявленную по отношению к нему доброту, ответным чувством надежды или расположения, вызванным некоторым человеком или ситуацией.
МЫ наделяли важностью какого-то человека, который явно или подспудно возбуждал в НАС ожидания такого типа и НАШЕ чувство проявляло себя в иллюзии любви.
Другой наделял важностью какого-то человека, который явно или подспудно возбуждал в нем ожидания такого типа и его чувство проявляло себя в иллюзии любви.
НАШИ ожидания любви возбуждались таким фактом, как доброе отношение влиятельного или могущественного человека или их возбуждал человек, который просто производил впечатление более крепко стоящего на ногах.
Ожидания любви Другого возбуждались таким фактом, как доброе отношение влиятельного или могущественного человека или их возбуждал человек, который просто производил впечатление более крепко стоящего на ногах.
НАШИ ожидания любви от кого-то возбуждались эротическими или сексуальными успехами у него.
Ожидания любви Другого от кого-то возбуждались эротическими или сексуальными успехами у него.
НАШИ ожидания любви от кого-то питались существующими с ним узами (семейными, родственными, дружескими, другими), которые содержали обещания помощи или эмоциональной поддержки.
Ожидания любви Другого от кого-то питались существующими с ним узами (семейными, родственными, дружескими, другими), которые содержали обещания помощи или эмоциональной поддержки.
НАШИ отношения с кем-то осуществлялись под маской любви, то есть при НАШЕМ субъективном убеждении в своей преданности, между тем как в действительности данная любовь являлась лишь цеплянием за кого-то для удовлетворения своих собственных потребностей.
Отношения Другого с кем-то осуществлялись под маской любви, то есть при его субъективном убеждении в своей преданности, между тем как в действительности данная любовь являлась лишь цеплянием за кого-то для удовлетворения его собственных потребностей.
МЫ хотели поменять форму отношений с кем-то, когда он не оправдывал какие-либо НАШИ ожидания.
Другой хотел поменять форму отношений с кем-то, когда он не оправдывал какие-либо его ожидания.
В НАШИХ отношениях любви отсутствовала надежность и верность.
В отношениях любви Другого отсутствовала надежность и верность.
МЫ проявляли неспособность любить.
Другой проявлял неспособность любить.
МЫ игнорировали личность кого-то.
Другой игнорировали личность кого-то.
МЫ игнорировали особенности, недостатки, потребности, желания, развитие кого-то.
Другой игнорировал особенности, недостатки, потребности, желания, развитие кого-то.
НАШЕ игнорирование по отношению к кому-то являлось результатом НАШЕЙ тревожности, которая и побуждала НАС цепляться за него.
Игнорирование Другого по отношению к кому-то являлось результатом его тревожности, которая и побуждала Другого цепляться за него.
МЫ «тонущие», пытаясь спастись, хватались за находящегося рядом, не принимая во внимание желание последнего спасти НАС.
Другой «тонущий», пытаясь спастись, хватался за находящегося рядом, не принимая во внимание желание последнего спасти его.
НАШИМ игнорированием МЫ выражали НАШУ глубинную враждебность к людям.
Своим игнорированием Другой выражал свою глубинную враждебность к людям.
МЫ проявляли НАШУ глубинную враждебность через презрение и/или зависть.
Другой проявлял свою глубинную враждебность через презрение и/или зависть.
НАШЕ презрение и зависть прятались за НАШИМИ отчаянными усилиями быть внимательным или даже жертвовать собой.
Презрение и зависть Другого прятались за его отчаянными усилиями быть внимательным или даже жертвовать собой.
НАШИ усилия быть внимательным или даже жертвовать собой не могли предотвратить возникновения некоторых необычных, несвойственных искренней внимательности и жертвенности, реакций.
Усилия Другого быть внимательным или даже жертвовать собой не могли предотвратить возникновения некоторых необычных, несвойственных искренней внимательности и жертвенности, реакций.
НАША мать была субъективна в своей глубокой преданности НАШЕМУ отцу и в то же время ненавидела его за то, что он были слишком занят своей работой или засиделся с друзьями.
Мать Другого была субъективна в своей глубокой преданности его отцу и в то же время ненавидела его отца за то, что он был слишком занят своей работой или засиделся с друзьями.
МЫ были убеждены в своей глубокой преданности кому-то и в то же время ненавидели его за то, что он уделял кому-либо или чему-либо много времени, кроме НАС.
Другой был убежден в своей глубокой преданности кому-то и в то же время ненавидел его за то, что он уделял кому-либо или чему-либо много времени, кроме него.
НАША мать была убеждена в том, что делает всё ради НАШЕГО счастья и в то же время игнорировала НАШУ потребность в самостоятельном развитии.
Мать Другого была убеждена в том, что делает всё ради его счастья и в то же время игнорировала его потребность в самостоятельном развитии.
МЫ не осознавали, скрывали от себя НАШУ неспособность любить, так как стремление к любви было НАШИМ средством защиты от НАШЕЙ глубинной тревожности.
Другой не осознавал, скрывал от себя свою неспособность любить, так как стремление к любви было его средством защиты от его глубинной тревожности.
НАШИМ средством защиты было стремление к любви.
Средством защиты Другого было стремление к любви.
МЫ принимали НАШУ потребность в остальных людях за предрасположенность к любви либо отдельных людей, либо всего человечества в целом.
Другой принимал свою потребность в остальных людях за предрасположенность к любви либо отдельных людей, либо всего человечества в целом.
МЫ имели вескую причину поддерживать и защищать свою иллюзию любви отдельных людей, либо человечества в целом.
Другой имел вескую причину поддерживать и защищать свою иллюзию любви отдельных людей, либо человечества в целом.
МЫ закрывали иллюзией любви к людям НАШУ дилемму между чувством глубинной враждебности по отношению к людям и одновременным желанием их любви.
Другой закрывал иллюзией любви к людям свою дилемму между чувством глубинной враждебности по отношению к людям и одновременным желанием их любви.
МЫ не могли презирать человека, не доверять ему, желать разрушить его счастье или независимость и в то же самое время жаждать его любви, помощи и поддержки.
Другой не мог презирать человека, не доверять ему, желать разрушить его счастье или независимость и в то же самое время жаждать его любви, помощи и поддержки.
Для осуществления этих обеих несовместимых целей НАМ приходилось держать враждебную предрасположенность жестко вытесненной из сознания.
Для осуществления этих обеих несовместимых целей Другому приходилось держать враждебную предрасположенность жестко вытесненной из сознания.
НАША иллюзия любви получалась смешением искренней нежности и невротической потребности.
Иллюзия любви Другого получалась смешением искренней нежности и невротической потребности.
НАША иллюзия любви делала возможными НАШИ поиски любви, привязанности и расположения
в удовлетворении своей жажды любви, МЫ сталкивались со своей неспособностью принять её
имея успех в любви, по крайней мере временный, получая любовь, к которой стремились, МЫ были не способны в действительности принять её.
Иллюзия любви Другого делала возможными его поиски любви, привязанности и расположения
в удовлетворении своей жажды любви, он сталкивался со своей неспособностью принять её
имея успех в любви, по крайней мере временный, получая любовь, к которой стремился, он был не способен в действительности принять её.
МЫ не принимали любовь.
Другой не принимал любовь.
МЫ были не способны принимать любовь.
Другой был не способен принимать любовь.
МЫ принимали предлагаемую НАМ любовь с таким же горячим желанием, с каким страдающий от жажды человек припадает к воде.
Другой принимал предлагаемую ему любовь с таким же горячим желанием, с каким страдающий от жажды человек припадает к воде.
МЫ были не способны принимать предлагаемую НАМ любовь с таким же горячим желанием, с каким страдающий от жажды человек припадает к воде.
Другой был не способен принимать предлагаемую ему любовь с таким же горячим желанием, с каким страдающий от жажды человек припадает к воде.
МЫ временно принимали предлагаемую НАМ любовь с таким же горячим желанием, с каким страдающий от жажды человек припадает к воде.
Другой временно принимал предлагаемую ему любовь с таким же горячим желанием, с каким страдающий от жажды человек припадает к воде.
МЫ не чувствовали, что НАС любят.
Другой не чувствовал, что его любят.
МЫ нуждались в доброте и заботе.
Другой нуждался в доброте и заботе.
Чтобы НАШ ситуативный невроз исчез, НАМ требовалось почувствовать, что НАС любят.
Чтобы ситуативный невроз Другого исчез, ему требовалось почувствовать, что его любят.
Для улучшения НАШЕГО состояния и лечения невроза характера НАМ требовалось внимание, будь то любовь, интерес или медицинская помощь.
Для улучшения состояния Другого и лечения невроза характера ему требовалось внимание, будь то любовь, интерес или медицинская помощь.
МЫ получали внешнее спокойствие или даже чувство счастья от привязанности или любви, но в глубине души она либо воспринималась НАМИ с недоверием, либо возбуждала в НАС подозрительность и страх.
Другой получал внешнее спокойствие или даже чувство счастья от привязанности или любви, но в глубине души она либо воспринималась им с недоверием, либо возбуждала в нем подозрительность и страх.
МЫ не верили в любовь, потому что были твердо убеждены, что никто в действительности не может НАС любить.
Другой не верил в любовь, потому что был твердо убежден, что никто в действительности не может его любить.
НАШЕ чувство, что НАС не любят, являлось сознательным убеждением, которое не могло быть поколеблено никаким противоречащим ему реальным опытом.
Чувство Другого, что его не любят, являлось сознательным убеждением, которое не могло быть поколеблено никаким противоречащим ему реальным опытом.
МЫ воспринимали НАШЕ ощущение, что НАС не любят, как нечто само собой разумеющееся, это не беспокоило НАС на сознательном уровне.
Другой воспринимал свое ощущение, что его не любят, как нечто само собой разумеющееся, это не беспокоило его на сознательном уровне.
НАШЕ убеждение, что НАС не любят, скрывалось за маской безразличия, которая диктовалась НАШЕЙ гордостью.
Убеждение Другого, что его не любят, скрывалось за маской безразличия, которая диктовалась его гордостью.
НАШЕ убеждение, что НАС не любят, было трудно осознать, обнаружить.
Убеждение Другого, что его не любят, было трудно осознать, обнаружить.
НАШЕ убеждение, что НАС не любят, было связано с НАШЕЙ неспособностью к любви.
Убеждение Другого, что его не любят, было связано с его неспособностью к любви.
НАШЕ убеждение, что НАС не любят, являлось сознательным отражением НАШЕЙ неспособности к любви.
Убеждение Другого, что его не любят, являлось сознательным отражением его неспособности к любви.
У НАС, когда МЫ любили других, были сомнения в том, что другие могут любить НАС.
У Другого, когда он любил других, были сомнения в том, что другие могут любить его.
МЫ встречали с недоверием предлагаемую НАМ любовь и у НАС возникала мысль, что любовь предлагается со скрытыми мотивами.
Другой встречал с недоверием предлагаемую ему любовь и у него возникала мысль, что любовь предлагается со скрытыми мотивами.
Основываясь на НАШЕЙ глубинной тревожности, МЫ встречали с недоверием предлагаемую НАМ любовь и у НАС возникала мысль, что любовь предлагается со скрытыми мотивами.
Основываясь на своей глубинной тревожности, Другой встречал с недоверием предлагаемую ему любовь и у него возникала мысль, что любовь предлагается со скрытыми мотивами.
МЫ считали, что кто-то хочет помочь НАМ лишь ради денег, удовлетворения собственных амбиций.
Другой считал, что кто-то хочет помочь ему лишь ради денег, удовлетворения собственных амбиций.
МЫ считали, подозревали, что кто-то НАС хвалит, подбадривает, выражает своё признание или ободряет с корыстными мотивами.
Другой считал, подозревал, что кто-то его хвалит, подбадривает, выражает своё признание или ободряет с корыстными мотивами.
МЫ воспринимали подозрительную помощь, поддержку других как оскорбление.
Другой воспринимал подозрительную помощь, поддержку других как оскорбление.
МЫ воспринимали чью-то любовь, проявляемую демонстративно, как насмешку или даже умышленную провокацию, так как не верили в то, что он(а) может действительно НАС любить.
Другой воспринимал чью-то любовь, проявляемую демонстративно, как насмешку или даже умышленную провокацию, так как не верил в то, что он(а) может действительно его любить.
МЫ встречали с тревогой и недоверием предлагаемую НАМ любовь.
Другой встречал с тревогой и недоверием предлагаемую ему любовь.
МЫ считали, что отдаться любви значило бы быть пойманными в паутину.
Другой считал, что отдаться любви значило бы быть пойманным в паутину.
МЫ боялись верить в любовь, так как считали что тогда МЫ забудем об опасности, как будто бы МЫ жили среди каннибалов.
Другой боялся верить в любовь, так как считал что тогда он забудет об опасности, как будто бы он жил среди каннибалов.
МЫ испытывали чувство ужаса, когда приближались к осознанию того, что НАМ предлагается подлинная любовь.
Другой испытывал чувство ужаса, когда приближался к осознанию того, что ему предлагается подлинная любовь.
Проявление любви к НАМ, вызывало у НАС страх зависимости.
Проявление любви к Другому, вызывало у него страх зависимости.
Эмоциональная зависимость являлась для НАС реальной опасностью, так как МЫ не могли жить без любви других.
Эмоциональная зависимость являлась для Другого реальной опасностью, так как он не мог жить без любви других.
Всё, что хотя бы смутно напоминало НАМ эмоциональную зависимость, возбуждало у НАС отчаянную борьбу против эмоциональной зависимости.
Всё, что хотя бы смутно напоминало Другому эмоциональную зависимость, возбуждало у него отчаянную борьбу против эмоциональной зависимости.
МЫ избегали любой разновидности собственного позитивного эмоционального отклика, потому что такой отклик немедленно порождал опасность взаимности.
Другой избегал любой разновидности собственного позитивного эмоционального отклика, потому что такой отклик немедленно порождал опасность взаимности.
МЫ удерживали себя от осознания того, что другие являются добрыми или полезными.
Другой удерживал себя от осознания того, что другие являются добрыми или полезными.
МЫ «отбрасывали» всякое свидетельство расположения к НАМ.
Другой «отбрасывал» всякое свидетельство расположения к нему.
МЫ упорствовали в том, что другие люди недружелюбны, не интересуются НАМИ и даже злы.
Другой упорствовал в том, что другие люди недружелюбны, не интересуются им и даже злы.
МЫ эмоционально «голодали», не осмеливались на эмоциональные отношения из страха попасть в зависимость.
Другой эмоционально «голодал», не осмеливался на эмоциональные отношения из страха попасть в зависимость.
МЫ были снедаемы глубинной тревожностью и вследствие этого, в качестве средства защиты, стремились к любви и привязанности, но НАШИ шансы получить желаемую любовь и привязанность были крайне неблагоприятны.
Другой был снедаем глубинной тревожностью и вследствие этого, в качестве средства защиты, стремился к любви и привязанности, но его шансы получить желаемую любовь и привязанность были крайне неблагоприятны.
Сама НАША ситуация, порождавшая потребность в любви и привязанности препятствовала её удовлетворению.
Сама ситуация Другого, порождавшая потребность в любви и привязанности препятствовала её удовлетворению.
МЫ хотели, чтобы НАС любили.
Другой хотел, чтобы его любили.
МЫ с благодарностью принимали чувство любви.
Другой с благодарностью принимал чувство любви.
МЫ испытывали огорчение, если НАС не любили.
Другой испытывал огорчение, если его не любили.
Для НАС чувство, что МЫ являемся желанными, имело жизненно важное значение.
Для Другого чувство, что он является желанным, имело жизненно важное значение.
Чувство, что МЫ являемся желанными, имело жизненно важное значение для НАШЕГО гармоничного развития.
Чувство, что Другой является желанным, имело жизненно важное значение для его гармоничного развития.
НАША потребность в любви была инфантильной.
Потребность Другого в любви была инфантильной.
НАША потребность в любви содержала в себе элемент беспомощности.
Потребность Другого в любви содержала в себе элемент беспомощности.
НАША потребность в любви формировалась под воздействием НАШЕЙ тревожности, чувства, что НАС никто не любит, неспособности поверить в чью-то любовь и привязанность, враждебного отношения ко всем людям.
Потребность Другого в любви формировалась под воздействием его тревожности, чувства, что его никто не любит, неспособности поверить в чью-то любовь и привязанность, враждебного отношения ко всем людям.
НАША потребность в любви была навязчива.
Потребность Другого в любви была навязчива.
МЫ теряли НАШУ непосредственность и гибкость, так как НАМИ двигала сильная тревожность
для НАС получение любви была не роскошь, не источник добавочной силы и удовольствия, а жизненная необходимость.
Другой терял свою непосредственность и гибкость, так как им двигала сильная тревожность
для него получение любви была не роскошь, не источник добавочной силы и удовольствия, а жизненная необходимость.
МЫ хотели быть любимыми и наслаждались любовью.
Другой хотел быть любимым и наслаждался любовью.
НАМ было необходимо, чтобы НАС полюбили, чего бы это ни стоило.
Другому было необходимо, чтобы его полюбили, чего бы это ни стоило.
МЫ были разборчивы в еде и испытывали удовольствие благодаря хорошему аппетиту.
Другой был разборчив в еде и испытывал удовольствие благодаря хорошему аппетиту.
МЫ хотели без разбору принимать любую пищу, так как не имели возможности потворствовать своим прихотям.
Другой хотел без разбору принимать любую пищу, так как не имел возможности потворствовать своим прихотям.
МЫ чрезмерно переоценивали действительное значение того, чтобы НАС любили.
Другой чрезмерно переоценивал действительное значение того, чтобы его любили.
МЫ хотели, чтобы абсолютно все НАС любили.
Другой хотел, чтобы абсолютно все его любили.
МЫ хотели, чтобы НАС любили больше всех.
Другой хотел, чтобы его любили больше всех.
НАМ было важно, чтобы НАС любили не только те, с кем НАМ приходилось жить и работать или те, на кого МЫ желали произвести хорошее впечатление.
Другому было важно, чтобы его любили не только те, с кем ему приходилось жить и работать или те, на кого он желал произвести хорошее впечатление.
МЫ чувствовали и вели себя так, как если бы само НАШЕ существование и безопасность зависели от любви к НАМ других людей.
Другой чувствовал и вел себя так, как если бы само его существование и безопасность зависели от любви к нему других людей.
НАШИ желания любви распространялись на каждого без разбора.
Желания любви Другого распространялись на каждого без разбора.
Приветствие, телефонный звонок, приглашение в зависимости от более или менее дружелюбного тона, могли изменить НАШЕ настроение и взгляд на жизнь.
Приветствие, телефонный звонок, приглашение в зависимости от более или менее дружелюбного тона, могли изменить настроение Другого и его взгляд на жизнь.
МЫ испытывали неспособность быть в одиночестве.
Другой испытывал неспособность быть в одиночестве.
НАША неспособность быть в одиночестве проявлялась начиная легким беспокойством и тревожностью, заканчивая явно выраженным ужасом одиночества.
Неспособность Другого быть в одиночестве проявлялась начиная легким беспокойством и тревожностью, заканчивая явно выраженным ужасом одиночества.
МЫ были безнадежно унылым и скучным.
Другой был безнадежно унылым и скучным.
НАМ было не под силу пребывание наедине с собой.
Другому было не под силу пребывание наедине с собой.
МЫ искали себе занятие, будучи в одиночестве.
Другой искал себе занятие, будучи в одиночестве.
МЫ могли работать, концентрироваться лишь в присутствии кого-то, а в одиночестве испытывали беспокойство и даже чувствовали себя несчастным и неспособным к работе.
Другой мог работать, концентрироваться лишь в присутствии кого-то, а в одиночестве испытывал беспокойство и даже чувствовал себя несчастным и неспособным к работе.
НАША потребность в компании диктовалась наличием смутной тревожности, потребности в любви или в некотором человеческом контакте.
Потребность Другого в компании диктовалась наличием смутной тревожности, потребности в любви или в некотором человеческом контакте.
МЫ испытывали чувство покинутости, и любой человеческий контакт являлся для НАС облегчением.
Другой испытывал чувство покинутости, и любой человеческий контакт являлся для него облегчением.
НАША неспособность пребывать в одиночестве шла параллельно с возрастанием тревожности.
Неспособность Другого пребывать в одиночестве шла параллельно с возрастанием тревожности.
МЫ могли находиться в одиночестве, пока чувствовали себя укрытым за стенами защиты, которой окружили себя.
Другой мог находиться в одиночестве, пока чувствовал себя укрытым за стенами защиты, которой окружил себя.
Как только НАШИ защитные механизмы «вскрывались», не срабатывали, у НАС проявлялась неспособность более переносить одиночество.
Как только защитные механизмы Другого «вскрывались», не срабатывали, у него проявлялась неспособность более переносить одиночество.
НАША невротическая потребность в любви и привязанности была сосредоточена на конкретном человеке (в частности, на сестре, брате, матери, отце, дедушке, бабушке, дяде, подругах, друзьях…).
Невротическая потребность Другого в любви и привязанности была сосредоточена на конкретном человеке (в частности, на сестре, брате, матери, отце, дедушке, бабушке, дяде, подругах, друзьях…).
Для НАС привязанность, интерес, дружба и присутствие данного лица приобретала громадное значение.
Для Другого привязанность, интерес, дружба и присутствие данного лица приобретала громадное значение.
МЫ пытались с одной стороны привлечь такого человека, заполучить его, страшились потери его любви и чувствовали себя отверженным, если его не было рядом, а с другой — вовсе не испытывали счастья, когда находились со своим «идолом».
Другой пытался с одной стороны привлечь такого человека, заполучить его, страшился потери его любви и чувствовал себя отверженным, если его не было рядом, а с другой — вовсе не испытывал счастья, когда находился со своим «идолом».
Мы испытывали недоумение, осознавая это противоречие.
Другой испытывал недоумение, осознавая это противоречие.
НАШЕ желание присутствия человека, на котором была сосредоточена НАША невротическая потребность в любви и привязанности, являлось выражением не искреннего чувства любви, нежности, а лишь потребности обрести покой и уверенность, подкрепляемой тем фактом, что данный человек рядом.
Желание Другого в присутствии человека, на котором была сосредоточена его невротическая потребность в любви и привязанности, являлось выражением не искреннего чувства любви, нежности, а лишь потребности обрести покой и уверенность, подкрепляемой тем фактом, что данный человек рядом.
НАША искренняя нежность и потребность в несущей утешение любви сопутствовали друг другу.
Искренняя нежность Другого и потребность в несущей утешение любви сопутствовали друг другу.
НАША сфера страстного поиска любви и привязанности была ограничена определенными группами людей, с которой имелись общие интересы, противоположным полом.
Сфера страстного поиска Другим любви и привязанности была ограничена определенными группами людей, с которой имелись общие интересы, противоположным полом.
НАША потребность в обретении уверенности в себе и спокойствия была ограничена противоположным полом.
Потребность Другого в обретении уверенности в себе и спокойствия была ограничена противоположным полом.
МЫ воспринимали и отстаивали НАШУ потребность в обретении уверенности в себе и спокойствия, ограниченную противоположным полом, как «нормальную».
Другой воспринимал и отстаивал свою потребность в обретении уверенности в себе и спокойствия, ограниченную противоположным полом, как «нормальную».
МЫ чувствовали себя несчастным и полным тревоги, если рядом с НАМИ не было женщины.
Другой чувствовал себя несчастны и полным тревоги, если рядом с ним не было женщины.
МЫ заводили любовную связь, вскоре разрывали её, опять чувствовали себя несчастным и полным тревоги, начинали другую любовную связь и т.д.
Другой заводил любовную связь, вскоре разрывал её, опять чувствовал себя несчастным и полным тревоги, начинал другую любовную связь и т.д.
НАШЕ стремление к связи с женщиной не было подлинным.
Стремление Другого к связи с женщиной не было подлинным.
НАШИ связи с женщиной являлись конфликтными и не приносили удовлетворения.
Связи Другого с женщиной являлись конфликтными и не приносили удовлетворения.
МЫ останавливались на первой попавшейся женщине.
Другой останавливался на первой попавшейся женщине.
Для НАС было важно само присутствие женщины, а не любовная связь.
Для Другого было важно само присутствие женщины, а не любовная связь.
МЫ не получали физического удовлетворения от любовной связи.
Другой не получал физического удовлетворения от любовной связи.
МЫ испытывали навязчивое желание быть любимыми всеми женщинам и чувствовали неловкость и беспокойство в компании мужчин.
Другой испытывал навязчивое желание быть любимым всеми женщинам и чувствовал неловкость и беспокойство в компании мужчин.
НАША потребность в любви была сосредоточена на представителях своего пола.
Потребность Другого в любви была сосредоточена на представителях своего пола.
НАША потребность в любви, сосредоточенная на представителях своего пола, служила одним из факторов НАШЕЙ скрытой или явной гомосексуальности.
Потребность Другого в любви, сосредоточенная на представителях своего пола, служила одним из факторов его скрытой или явной гомосексуальности.
НАША тревожность затрудняла НАМ путь к противоположному полу.
Тревожность Другого затрудняла ему путь к противоположному полу.
НАША тревожность по отношению к противоположному полу не проявлялась явно, а пряталась за чувством отвращения или отсутствием интереса.
Тревожность Другого по отношению к противоположному полу не проявлялась явно, а пряталась за чувством отвращения или отсутствием интереса.
МЫ подавляли НАШ интерес к противоположному полу под действием тревожности.
Другой подавлял свой интерес к противоположному полу под действием тревожности.
МЫ направляли НАШУ потребность к любви и привязанности на лиц своего пола, так как НАША тревожность затрудняла НАМ путь к лицам противоположного пола.
Другой направлял свою потребность к любви и привязанности на лиц своего пола, так как его тревожность затрудняла ему путь к лицам противоположного пола.
Для НАС любовь другого человека являлась жизненно важным фактором и МЫ платили за неё любую цену, большей частью не осознавая этого.
Для Другого любовь другого человека являлась жизненно важным фактором и он платил за неё любую цену, большей частью не осознавая этого.
НАШЕЙ платой за любовь была позиция покорности и эмоциональной зависимости.
Платой Другого за любовь была позиция покорности и эмоциональной зависимости.
НАША покорность выражалась тем, что МЫ не осмеливались высказывать несогласие со взглядами и действиями человека, от которого МЫ получаем любовь, и/или МЫ не осмеливались его критиковать, демонстрирую только полнейшую преданность, восхищение, послушание.
Покорность Другого выражалась тем, что он не осмеливался высказывать несогласие со взглядами и действиями человека, от которого он получает любовь, и/или он не осмеливался его критиковать, демонстрирую только полнейшую преданность, восхищение, послушание.
МЫ ощущали тревогу, если позволяли себе высказать критические или пренебрежительные замечания, даже если они безвредны.
Другой ощущал тревогу, если позволял себе высказать критические или пренебрежительные замечания, даже если они безвредны.
НАШЕ подчинение доходило до того, что МЫ вытесняли не только НАШИ агрессивные побуждения, но также все тенденции к самоутверждению.
Подчинение Другого доходило до того, что он вытеснял не только свои агрессивные побуждения, но также все тенденции к самоутверждению.
МЫ позволяли издеваться над собой и приносили любую жертву, какой бы пагубной она ни была, чтобы получать любовь, не чувствовать тревожность.
Другой позволял издеваться над собой и приносил любую жертву, какой бы пагубной она ни была, чтобы получать любовь, не чувствовать тревожность.
МЫ завоевывали интерес у кого-то с помощью самоотречения.
Другой завоевывал интерес у кого-то с помощью самоотречения.
НАША позиция подчинения была неразрывно переплетена с эмоциональной зависимостью, которая возникла у НАС в результате НАШЕЙ невротической потребности уцепиться за кого-то, дающего надежду и защиту.
Позиция подчинения Другого была неразрывно переплетена с эмоциональной зависимостью, которая возникла у него в результате его невротической потребности уцепиться за кого-то, дающего надежду и защиту.
МЫ стремились уцепиться за кого-то, дающего надежду и защиту.
Другой стремился уцепиться за кого-то, дающего надежду и защиту.
НАША эмоциональная зависимость причиняла НАМ страдания, была исключительно пагубной.
Эмоциональная зависимость Другого причиняла ему страдания, была исключительно пагубной.
МЫ становились беспомощно зависимым от кого-то, несмотря на то, что МЫ полностью осознавали, что данное отношение является несостоятельным.
Другой становился беспомощно зависимым от кого-то, несмотря на то, что он полностью осознавал, что данное отношение является несостоятельным.
У НАС было ощущение, что словно весь мир разлетится на куски, если МЫ не получим доброго слова или улыбки от человека, от которого МЫ были эмоционально зависимы.
У Другого было ощущение, что словно весь мир разлетится на куски, если он не получит доброго слова или улыбки от человека, от которого он был эмоционально зависим.
НАС охватывала тревога во время ожидания телефонного звонка от человека, в котором МЫ нуждались.
Другого охватывала тревога во время ожидания телефонного звонка от человека, в котором он нуждался.
НАС охватывало чувство покинутости, если человек, в котором МЫ нуждались, не мог видеться с НАМИ, не хотел увидеться с НАМИ.
Другого охватывало чувство покинутости, если человек, в котором он нуждался, не мог видеться с ним, не хотел увидеться с ним.
МЫ были не в состоянии порвать НАШУ эмоциональную зависимость.
Другой был не в состоянии порвать свою эмоциональную зависимость.
В НАШИХ отношениях зависимости присутствовало чувство сильной обиды.
В отношениях зависимости Другого присутствовало чувство сильной обиды.
МЫ возмущались НАШИМ порабощением.
Другой возмущался его порабощением.
МЫ негодовали, что НАМ приходится подчиняться, но продолжали это делать из страха потери кого-то.
Другой негодовал, что ему приходится подчиняться, но продолжал это делать из страха потери кого-то.
МЫ не знали, скрывали от себя, что НАШУ зависимость порождает НАША тревожность.
Другой не знал, скрывал от себя, что его зависимость порождает его тревожность.
МЫ считали, что НАШЕ подчинение было НАМ навязано подчинителем.
Другой считал, что его подчинение было ему навязано подчинителем.
МЫ вытесняли НАШЕ негодование по поводу навязанного НАМ подчинения, а это вытеснение порождало новую тревожность с потребностью восстановления спокойствия, и это усиливало НАШЕ стремление цепляться за какого-то человека.
Другой вытеснял свое негодование по поводу навязанного ему подчинения, а это вытеснение порождало новую тревожность с потребностью восстановления спокойствия, и это усиливало его стремление цепляться за какого-то человека.
НАМ приходилось вытеснять НАШЕ негодование по поводу навязанного НАМ подчинения, потому что МЫ крайне нуждались в любви какого-то человека.
Другому приходилось вытеснять свое негодование по поводу навязанного ему подчинения, потому что он крайне нуждался в любви какого-то человека.
НАША эмоциональная зависимость вызывала страх, что НАША жизнь рушится.
Эмоциональная зависимость Другого вызывала страх, что его жизнь рушится.
МЫ пытались защитить себя от эмоциональной зависимости не позволяя НАМ испытывать привязанность ни к кому.
Другой пытался защитить себя от эмоциональной зависимости не позволяя себе испытывать привязанность ни к кому.
Испытав болезненную эмоциональную зависимость, МЫ отчаянно боролись против всего, что несет в себе даже отдаленное сходство с зависимостью.
Испытав болезненную эмоциональную зависимость, Другой отчаянно боролся против всего, что несет в себе даже отдаленное сходство с зависимостью.
МЫ, пройдя через несколько любовных историй, каждая из которых заканчивалась НАШЕЙ полнейшей зависимостью от очередного партнера, выработали независимое отношение ко всем лицам противоположного пола, стремясь к удержанию своей власти над ними, не испытывая никаких чувств.
Другой, пройдя через несколько любовных историй, каждая из которых заканчивалась его полнейшей зависимостью от очередного партнера, выработал независимое отношение ко всем лицам противоположного пола, стремясь к удержанию своей власти над ними, не испытывая никаких чувств.
В НАС проявлялся фактор неразборчивости в выборе партнера.
В Другом проявлялся фактор неразборчивости в выборе партнера.
МЫ воспринимали кого-то как образец совершенства или как полное воплощение НАШИХ ожиданий.
Другой воспринимал кого-то как образец совершенства или как полное воплощение его ожиданий.
НАША возрастающая тревожность вследствие проработок заставляла НАС больше цепляться за ТС.
Возрастающая тревожность Другого вследствие проработок заставляла его больше цепляться за ТС.
МЫ цеплялись за мать или за вещи матери, испытывая тревогу.
Другой цеплялся за мать или за вещи матери, испытывая тревогу.
НАША потребность в любви и привязанности была ненасытной.
Потребность Другого в любви и привязанности была ненасытной.
МЫ капризничали, требовали к себе чрезмерного внимания и бесконечных доказательств любви.
Другой капризничал, требовал к себе чрезмерного внимания и бесконечных доказательств любви.
МЫ не чувствовали уверенности в том, что МЫ являемся желанными.
Другой не чувствовал уверенности в том, что он является желанным.
МЫ требовали постоянного доказательства, что являемся желанными.
Другой требовал постоянного доказательства, что являемся желанным.
МЫ были не удовлетворены получаемой помощью и вниманием.
Другой был не удовлетворен получаемой помощью и вниманием.
НАША невротическая ненасытность проявлялась в жадности, как общей черте характера, проявляясь в еде, покупках, нетерпении.
Невротическая ненасытность Другого проявлялась в жадности, как общей черте характера, проявляясь в еде, покупках, нетерпении.
НАША жадность вытеснялась.
Жадность Другого вытеснялась.
МЫ испытывали тревожность, не поддавшись НАШЕЙ жадности.
Другой испытывал тревожность, не поддавшись своей жадности.
НАША жадность прорывалась внезапно в состоянии тревоги.
Жадность Другого прорывалась внезапно в состоянии тревоги.
МЫ испытывали стремление жить за чужой счёт, что-либо получить на халяву.
Другой испытывал стремление жить за чужой счёт, что-либо получить на халяву.
МЫ поддерживали выгодные отношения под действием НАШЕЙ жадности.
Другой поддерживал выгодные отношения под действием своей жадности.
НАША жадность сопровождалась внутренними запретами.
Жадность Другого сопровождалась внутренними запретами.
НАША жадность проявлялась как оральный тип отношений.
Жадность Другого проявлялась как оральный тип отношений.
МЫ считали, что мир НАМ не додал.
Другой считал, что мир ему не додал.
НАША мать давала НАМ сосать резиновую соску.
Мать Другого давала ему сосать резиновую соску.
НАША жадность выражалась в НАШЕЙ потребности в еде и в манере еды, а так же в сновидениях с мотивами каннибализма.
Жадность Другого выражалась в его потребности в еде и в манере еды, а так же в сновидениях с мотивами каннибализма.
МЫ испытывали оральные желания.
Другой испытывал оральные желания.
МЫ использовали еду как наиболее доступный способ удовлетворения НАШЕГО чувства жадности, каким бы ни был его источник.
Другой использовал еду как наиболее доступный способ удовлетворения его чувства жадности, каким бы ни был его источник.
НАШИ ненасытные желания в сновидениях представали в виде еды.
Ненасытные желания Другого в сновидениях представали в виде еды.
НАША жадность в сексуальной сфере проявлялась сексуальной ненасытностью.
Жадность Другого в сексуальной сфере проявлялась сексуальной ненасытностью.
МЫ отождествляли половой акт с глотанием и кусанием.
Другой отождествлял половой акт с глотанием и кусанием.
НАША жадность проявлялась в накопительстве денег, приобретении одежды, осуществлении честолюбивых и престижных целей.
Жадность Другого проявлялась в накопительстве денег, приобретении одежды, осуществлении честолюбивых и престижных целей.
НАША жадность, в качестве навязчивого побуждения, вызывалась тревожностью.
Жадность Другого, в качестве навязчивого побуждения, вызывалась тревожностью.
МЫ чрезмерно ели, мастурбировали под действием НАШЕЙ жадности, обусловленной тревожностью.
Другой чрезмерно ел, мастурбировал под действием своей жадности, обусловленной тревожностью.
НАША жадность уменьшалась или исчезала, как только МЫ находили некую уверенность и покой: почувствовав любовь к себе, завоевав успех, выполнив творческую работу.
Жадность Другого уменьшалась или исчезала, как только он находил некую уверенность и покой: почувствовав любовь к себе, завоевав успех, выполнив творческую работу.
Чувство, что НАС любят, внезапно ослабляло НАШУ силу навязчивого желания делать покупки, мастурбировать, есть, зарабатывать деньги.
Чувство, что Другого любят, внезапно ослабляло его силу навязчивого желания делать покупки, мастурбировать, есть, зарабатывать деньги.
МЫ испытывали постоянное чувство голода, если не сделали ничего «наполняющего», полезного, творческого.
Другой испытывал постоянное чувство голода, если не сделал ничего «наполняющего», полезного, творческого.
НАША жадность возникала или усиливалась, как только возрастала НАША враждебность или тревожность.
Жадность Другого возникала или усиливалась, как только возрастала его враждебность или тревожность.
МЫ испытывали непреодолимую потребность делать те или иные покупки перед выступлением, важным, волнительным событием.
Другой испытывал непреодолимую потребность делать те или иные покупки перед выступлением, важным, волнительным событием.
МЫ, почувствовав себя отвергнутыми, с жадностью принимались за еду.
Другой, почувствовав себя отвергнутым, с жадностью принимался за еду.
НАША жадность была не развита даже при том, что МЫ испытывали тревожность.
Жадность Другого была не развита даже при том, что он испытывали тревожность.
МЫ не были уверены, не верили в свою способность к творчеству и поэтому были вынуждены полагаться на внешний мир для осуществления своих потребностей.
Другой не был уверен, не верил в свою способность к творчеству и поэтому был вынужден полагаться на внешний мир для осуществления своих потребностей.
МЫ считали, что никто не хочет НАМ ничего дарить или предоставлять.
Другой считал, что никто не хочет ему ничего дарить или предоставлять.
МЫ, будучи ненасытными в своей потребности в любви, проявляли ту же самую жадность в отношении материальных благ.
Другой, будучи ненасытным в своей потребности в любви, проявлял ту же самую жадность в отношении материальных благ.
МЫ жертвовали своим временем или деньгами в отношении материальных благ, будучи ненасытными в своей потребности в любви.
Другой жертвовал своим временем или деньгами в отношении материальных благ, будучи ненасытным в своей потребности в любви.
МЫ были ненасытны в получении полезных советов, подарков, информации, сексуального удовлетворения, доказательств любви, ненасытны в оказании НАМ помощи.
Другой был ненасытен в получении полезных советов, подарков, информации, сексуального удовлетворения, доказательств любви, ненасытен в оказании ему помощи.
МЫ испытывали такие желания исходя из потребности в доказательстве любви.
Другой испытывал такие желания исходя из потребности в доказательстве любви.
МЫ испытывали такие желания исходя из ненасытной потребности в любви и привязанности, возбуждаемой глубинной тревожностью.
Другой испытывал такие желания исходя из ненасытной потребности в любви и привязанности, возбуждаемой глубинной тревожностью.