Невротик по Хорни 6

  • Аспекты
Время чтения:
25 мин.
МЫ не осознавали, что испытываем тревожность или, что НАША усилившаяся потребность в ком-то обусловлена лишь НАШЕЙ собственной тревожностью.
Другой не осознавал, что испытывает тревожность или, что его усилившаяся потребность в ком-то обусловлена лишь его собственной тревожностью.
НАША потребность в ком-то была обусловлена лишь НАШЕЙ собственной тревожностью.
Потребность Другого в ком-то была обусловлена лишь его собственной тревожностью.
Перед НАШЕЙ внезапной влюбленностью у НАС были затронуты проблемы, которые вызывали у НАС тревогу.
Перед внезапной влюбленностью у Другого были затронуты проблемы, которые вызывали у него тревогу.
МЫ воспринимали слова, интерпретацию кого-то, как несправедливое обвинение или как унижение.
Другой воспринимал слова, интерпретацию кого-то, как несправедливое обвинение или как унижение.
У НАС возникала последовательность реакций: возникает проблема, обсуждение или затрагивание, которой вызывает у НАС сильную враждебность, направленную против собеседника или возбудителя; МЫ начинаем ненавидеть его, желать его смерти; МЫ немедленно вытесняем свои враждебные побуждения, у НАС появляется страх, и в силу потребности в утешении МЫ цепляемся за этого человека.
У Другого возникала последовательность реакций: возникает проблема, обсуждение или затрагивание, которой вызывает у него сильную враждебность, направленную против собеседника или возбудителя; он начинает ненавидеть его, желать его смерти; он немедленно вытесняет свои враждебные побуждения, у него появляется страх, и в силу потребности в утешении он цепляется за этого человека.
После тщательной проработки этих реакций НАША враждебность, тревожность и вместе с ними повышенная потребность в любви отступают на задний план.
После тщательной проработки этих реакций враждебность Другого, тревожность и вместе с ними повышенная потребность в любви отступают на задний план.
НАША повышенная потребность в любви представляла собой результат тревожности, как сигнал неблагополучия, и была близка к выходу наружу, требовала успокоения.
Повышенная потребность Другого в любви представляла собой результат тревожности, как сигнал неблагополучия, и была близка к выходу наружу, требовала успокоения.
МЫ навязчиво льнули к своей девушке, были ревнивым собственником, идеализировали её, пытались идеализировать её, восхищались ей, пытались восхищаться ей, хотя в глубине души ненавидели её и боялись её.
Другой навязчиво льнул к своей девушке, был ревнивым собственником, идеализировал её, пытался идеализировать её, восхищался ей, пытался восхищаться ей, хотя в глубине души ненавидел её и боялся её.
НАША чрезмерно сильная преданность маскировала НАШУ скрываемую ненависть.
Чрезмерно сильная преданность Другого маскировала его скрываемую ненависть.
НАША чрезмерно сильная преданность, маскирующая скрываемую ненависть, являлась «сверхкомпенсационной».
Чрезмерно сильная преданность Другого, маскирующая скрываемую ненависть, являлась «сверхкомпенсационной».
НАША невротическая потребность в любви шла в паре с сексуальными желаниями.
Невротическая потребность Другого в любви шла в паре с сексуальными желаниями.
НАША невротическая потребность в любви целиком представлялась как сексуальное желание.
Невротическая потребность Другого в любви целиком представлялась как сексуальное желание.
В определенных условиях НАША потребность в любви ощущалась и выражалась половым путем.
В определенных условиях потребность Другого в любви ощущалась и выражалась половым путем.
НАША сексуальная форма выражения потребности в любви зависела от того, благоприятствовали этому внешние обстоятельства, особенности НАШЕЙ культуры, различия в жизненной энергии.
Сексуальная форма выражения потребности Другого в любви зависела от того, благоприятствовали этому внешние обстоятельства, особенности его культуры, различия в жизненной энергии.
НАША сексуальная форма выражения потребности в любви зависела от того, являлась ли НАША сексуальная жизнь удовлетворительной или нет.
Сексуальная форма выражения потребности Другого в любви зависела от того, являлась ли его сексуальная жизнь удовлетворительной или нет.
Чем меньше НАША сексуальная жизнь была удовлетворительной, тем больше МЫ выражали НАШУ потребность в любви сексуальным образом.
Чем меньше сексуальная жизнь Другого была удовлетворительной, тем больше он выражал свою потребность в любви сексуальным образом.
НАШИ сексуальные реакции потребности в любви колебались от одного человека к другому.
Сексуальные реакции потребности в любви Другого колебались от одного человека к другому.
НАШИ контакты с кем-то немедленно, почти принудительно, принимали сексуальную окраску большей или меньшей интенсивности.
Контакты Другого с кем-то немедленно, почти принудительно, принимали сексуальную окраску большей или меньшей интенсивности.
НАША сексуальная возбудимость или сексуальные действия находились в границах нормального, общепринятого, стандартного, среднего диапазона чувств и поведения.
Сексуальная возбудимость или сексуальные действия Другого находились в границах нормального, общепринятого, стандартного, среднего диапазона чувств и поведения.
МЫ непрерывно переходили, стремились от одной сексуальной связи к другой.
Другой непрерывно переходил, стремился от одной сексуальной связи к другой.
МЫ чувствовали свою небезопасность, незащищенность и крайнюю неустойчивость, когда находились вне какой-либо связи или не видели прямой возможности установить её.
Другой чувствовал свою небезопасность, незащищенность и крайнюю неустойчивость, когда находился вне какой-либо связи или не видел прямой возможности установить её.
МЫ, подчиняясь большому числу внутренних запретов, имели ограниченные сексуальные связи, но были склонны создавать эротическую атмосферу в отношениях с другими людьми независимо от того, чувствуем МЫ к ним особую привязанность или нет.
Другой, подчиняясь большому числу внутренних запретов, имел ограниченные сексуальные связи, но был склонен создавать эротическую атмосферу в отношениях с другими людьми независимо от того, чувствовал он к ним особую привязанность или нет.
МЫ имели большое количество сексуальных запретов, но легко возбуждались сексуально и навязчиво искали потенциального сексуального партнера в каждом мужчине или женщине.
Другой имел большое количество сексуальных запретов, но легко возбуждался сексуально и навязчиво искал потенциального сексуального партнера в каждом мужчине или женщине.
Навязчивая мастурбация занимала у НАС место сексуальных отношений.
Навязчивая мастурбация занимала у Другого место сексуальных отношений.
НАШИ сексуальные потребности были навязчивы.
Сексуальные потребности Другого были навязчивы.
МЫ были неразборчивы в выборе партнеров.
Другой был неразборчив в выборе партнеров.
У НАС было большое несоответствие между НАШЕЙ готовностью иметь сексуальные отношения, реальные или воображаемые, и глубоким нарушением НАШИХ эмоциональных отношений с остальными людьми - нарушением, которое было более значительно, чем в среднем у человека, преследуемого глубинной тревожностью.
У Другого было большое несоответствие между его готовностью иметь сексуальные отношения, реальные или воображаемые, и глубоким нарушением его эмоциональных отношений с остальными людьми - нарушением, которое было более значительно, чем в среднем у человека, преследуемого глубинной тревожностью.
МЫ не только не могли верить в любовь, но и приходили в полное смятение, если НАМ предлагалась любовь.
Другой не только не мог верить в любовь, но и приходил в полное смятение, если ему предлагалась любовь.
МЫ склонялись к обвинению своих партнеров.
Другой склонялся к обвинению своих партнеров.
МЫ были убеждены в том, что НАМ никогда не доводилось и не доведется встретить хорошую девушку или добродетельного мужчину.
Другой был убежден в том, что ему никогда не доводилось и не доведется встретить хорошую девушку или добродетельного мужчину.
НАШИ сексуальные отношения означали для НАС не только облегчение специфического сексуального напряжения, но также являлись единственным путем установления человеческого контакта.
Сексуальные отношения Другого означали для него не только облегчение специфического сексуального напряжения, но также являлись единственным путем установления человеческого контакта.
У НАС выработалось убеждения, что для НАС практически исключена возможность получения любви.
У Другого выработалось убеждения, что для него практически исключена возможность получения любви.
Физический контакт для НАС служил заменителем эмоциональных связей.
Физический контакт для Другого служил заменителем эмоциональных связей.
Сексуальность являлась для НАС основным, если не единственным, мостом, связывающим НАС с другими людьми.
Сексуальность являлась для Другого основным, если не единственным, мостом, связывающим его с другими людьми.
Сексуальность являлась для НАС основным, если не единственным, мостом, связывающим НАС с другими людьми, и поэтому приобретала для НАС чрезмерное значение.
Сексуальность являлась для Другого основным, если не единственным, мостом, связывающим его с другими людьми, и поэтому приобретала для него чрезмерное значение.
Сексуальность приобретала для НАС чрезмерное значение.
Сексуальность приобретала для Другого чрезмерное значение.
У НАС недостаток разборчивости проявлялся в отношении пола потенциального партнера.
У Другого недостаток разборчивости проявлялся в отношении пола потенциального партнера.
МЫ активно искали отношений с обоими полами.
Другой активно искал отношений с обоими полами.
МЫ пассивно уступали сексуальным притязаниям безотносительно к тому, исходят ли они от лица противоположного или одного с НАМИ пола.
Другой пассивно уступал сексуальным притязаниям безотносительно к тому, исходят ли они от лица противоположного или одного с ним пола.
НАША сексуальность работала на установление человеческого контакта, который был или казался для НАС труднодостижимым иным образом.
Сексуальность Другого работала на установление человеческого контакта, который был или казался для него труднодостижимым иным образом.
Основополагающим мотивом НАШЕЙ сексуальности являлась не столько потребность в любви, сколько стремление подчинять себе, покорять и подавлять других.
Основополагающим мотивом сексуальности Другого являлась не столько потребность в любви, сколько стремление подчинять себе, покорять и подавлять других.
НАШЕ стремление подчинять себе, покорять и подавлять других, было столь властным, что сексуальные различия стирались.
Стремление Другого подчинять себе, покорять и подавлять других, было столь властным, что сексуальные различия стирались.
МЫ стремились к тому, что женщины должны быть подчинены - сексуально или иным путём.
Другой стремился к тому, что женщины должны быть подчинены - сексуально или иным путём.
МЫ были склонны уступать сексуальным притязаниям обоих полов.
Другой был склонен уступать сексуальным притязаниям обоих полов.
Уступать сексуальным притязаниям обоих полов НАС толкала неослабевающая потребность в любви.
Уступать сексуальным притязаниям обоих полов Другого толкала неослабевающая потребность в любви.
Уступать сексуальным притязаниям обоих полов НАС толкал страх потерять очередного партнера из-за своего отказа на предложение сексуального плана или из-за того, что МЫ осмелимся защищать себя от каких-либо, справедливых или несправедливых, притязаний по отношению к НАМ.
Уступать сексуальным притязаниям обоих полов Другого толкал страх потерять очередного партнера из-за своего отказа на предложение сексуального плана или из-за того, что он осмелится защищать себя от каких-либо, справедливых или несправедливых, притязаний по отношению к нему.
НАША неразборчивость проявлялась не на основе бисексуальности.
Неразборчивость Другого проявлялась не на основе бисексуальности.
НАШЕ влечение к лицам своего пола не было подлинным.
Влечение Другого к лицам своего пола не было подлинным.
НАША гомосексуальная наклонность возникала под давлением НАШЕЙ тревожности.
Гомосексуальная наклонность Другого возникала под давлением его тревожности.
НАША неразборчивость в отношениях с противоположным полом возникала под давлением НАШЕЙ тревожности.
Неразборчивость Другого в отношениях с противоположным полом возникала под давлением его тревожности.
На месте НАШЕЙ здоровой уверенности в себе появлялась тревожность.
На месте здоровой уверенности Другого в себе появлялась тревожность.
МЫ не признавали человека противоположного пола в качестве сексуального партнера.
Другой не признавал человека противоположного пола в качестве сексуального партнера.
НАШИ сексуальные желания усиливались вследствие того, что НАШЕ сексуальное возбуждение и удовлетворение служило выходом для тревожности и скапливающегося психологического напряжения.
Сексуальные желания Другого усиливались вследствие того, что его сексуальное возбуждение и удовлетворение служило выходом для тревожности и скапливающегося психологического напряжения.
У НАС срабатывали психологические процессы, ведущие от тревожности к возрастанию сексуальных потребностей.
У Другого срабатывали психологические процессы, ведущие от тревожности к возрастанию сексуальных потребностей.
МЫ безумно влюблялись в кого-то, пылко требуя ответной любви.
Другой безумно влюблялся в кого-то, пылко требуя ответной любви.
МЫ безумно влюблялись в кого-то, пылко требуя ответной любви в момент НАШЕЙ возбужденной, открывшейся тревожности, беспокойства.
Другой безумно влюблялся в кого-то, пылко требуя ответной любви в момент его возбужденной, открывшейся тревожности, беспокойства.
В момент НАШЕЙ возбужденной, открывшейся тревожности и беспокойства МЫ сохраняли выраженную отчужденность к кому-то, перенося свою потребность в сексуальной близости вовне, на какого-либо человека, напоминающего «объект любви».
В момент возбужденной, открывшейся тревожности Другого и беспокойства он сохранял выраженную отчужденность к кому-то, перенося свою потребность в сексуальной близости вовне, на какого-либо человека, напоминающего «объект любви».
МЫ сохраняли выраженную отчужденность к кому-то, перенося свою потребность в сексуальной близости вовне, на какого-либо человека, напоминающего «объект любви».
Другой сохранял выраженную отчужденность к кому-то, перенося свою потребность в сексуальной близости вовне, на какого-либо человека, напоминающего «объект любви».
В момент НАШЕЙ возбужденной, открывшейся тревожности и беспокойства НАША потребность устанавливать сексуальный контакт с объектом требований любви и привязанности проявлялась исключительно в сновидениях или в сексуальном возбуждении.
В момент возбужденной, открывшейся тревожности Другого и беспокойства его потребность устанавливать сексуальный контакт с объектом требований любви и привязанности проявлялась исключительно в сновидениях или в сексуальном возбуждении.
НАША потребность устанавливать сексуальный контакт с объектом требований любви и привязанности проявлялась исключительно в сновидениях или в сексуальном возбуждении.
Потребность Другого устанавливать сексуальный контакт с объектом требований любви и привязанности проявлялась исключительно в сновидениях или в сексуальном возбуждении.
В момент НАШЕЙ возбужденной, открывшейся тревожности и беспокойства МЫ были удивлены НАШИМИ явными признаками сексуального желания к кому-то, потому что не чувствовали к нему ни увлечения, ни каких-либо признаков любви, а также какой-либо привязанности к НАМ с его стороны.
В момент возбужденной, открывшейся тревожности Другого и беспокойства он был удивлен своими явными признаками сексуального желания к кому-то, потому что не чувствовал к нему ни увлечения, ни каких-либо признаков любви, а также какой-либо привязанности к Другому с его стороны.
МЫ были удивлены НАШИМИ явными признаками сексуального желания к кому-то, потому что не чувствовали к нему ни увлечения, ни каких-либо признаков любви, а также какой-либо привязанности к НАМ с его стороны.
Другой был удивлен своими явными признаками сексуального желания к кому-то, потому что не чувствовал к нему ни увлечения, ни каких-либо признаков любви, а также какой-либо привязанности к Другому с его стороны.
Сексуальная привлекательность, исходящая от кого-то, хоть МЫ и испытывали к нему сексуальные притязания, не играла никакой заметной роли.
Сексуальная привлекательность, исходящая от кого-то, хоть Другой и испытывал к нему сексуальные притязания, не играла никакой заметной роли.
НАШ сексуальный темперамент являлся пылким и неконтролируемым.
Сексуальный темперамент Другого являлся пылким и неконтролируемым.
МЫ проявляли глубокое неверие в искреннюю любовь.
Другой проявлял глубокое неверие в искреннюю любовь.
МЫ были глубоко убеждены, что кто-то интересуется НАШИМИ проблемами и НАМИ самими лишь вследствие скрытых мотивов, что в глубине души он презирает их и что, вероятно он принесет НАМ больше вреда, чем пользы.
Другой был глубоко убежден, что кто-то интересуется его проблемами и им самим лишь вследствие скрытых мотивов, что в глубине души он презирает их и что, вероятно он принесет Другому больше вреда, чем пользы.
Из-за НАШЕЙ невротической сверхчувствительности у НАС имели место реакции злобы, гнева и подозрительности.
Из-за невротической сверхчувствительности Другого у него имели место реакции злобы, гнева и подозрительности.
Чем сильнее были НАШИ сексуальные потребности, тем более стойкими были НАШИ реакции злобы, гнева, и подозрительности.
Чем сильнее были сексуальные потребности Другого, тем более стойкими были его реакции злобы, гнева, и подозрительности.
МЫ выстраивали невидимую непроницаемую стену между НАМИ и кем-то.
Другой выстраивал невидимую непроницаемую стену между собой и кем-то.
МЫ сталкивались с собственной трудной проблемой, и НАШИМ первым побуждением было сдаться, бросить работу, опустить руки.
Другой сталкивался с собственной трудной проблемой, и его первым побуждением было сдаться, бросить работу, опустить руки.
В проработках МЫ сталкивались с собственной трудной проблемой, и НАШИМ первым побуждением было сдаться, бросить проработки, опустить руки.
В проработках МЫ сталкивались с собственной трудной проблемой, и НАШИМ первым побуждением было сдаться, бросить проработки, опустить руки.
МЫ избегали знания о том, сколь хрупкими и запутанными в действительности были НАШИ личные отношения с кем-то.
Другой избегал знания о том, сколь хрупкими и запутанными в действительности были его личные отношения с кем-то.
НАШЕ легкое вступление в сексуальный контакт способствовало запутанности ситуации и вело НАС к мысли о хороших человеческих отношениях в целом.
Легкое вступление Другого в сексуальный контакт способствовало запутанности ситуации и вело его к мысли о хороших человеческих отношениях в целом.
То, что представало у НАС как сексуальность, гомосексуальность в реальности имело мало общего с этим.
То, что представало у Другого как сексуальность, гомосексуальность в реальности имело мало общего с этим.
В процессе проработок МЫ обнаруживали у себя сексуальные желания, стремления, намерение, фантазии или сновидения в отношении лиц своего пола.
В процессе проработок Другой обнаруживал у себя сексуальные желания, стремления, намерение, фантазии или сновидения в отношении лиц своего пола.
НАС пугала НАША гомосексуальность.
Другого пугала его гомосексуальность.
То, что представало у НАС как сексуальность, являлось выражением получить успокоение.
То, что представало у Другого как сексуальность, являлось выражением получить успокоение.
МЫ переоценивали роль сексуальности в НАС и НАШЕЙ жизни.
Другой переоценивал роль сексуальности в себе и своей жизни.
НАШИ сексуальные потребности возрастали под неосознаваемым влиянием тревожности.
Сексуальные потребности Другого возрастали под неосознаваемым влиянием тревожности.
МЫ приписывали интенсивность НАШИХ сексуальных потребностей врожденному темпераменту или свободе от общепринятых табу.
Другой приписывал интенсивность своих сексуальных потребностей врожденному темпераменту или свободе от общепринятых табу.
МЫ переоценивали свою потребность во сне, воображая, что НАША конституция требует десяти или более часов сна, в то время как в действительности НАША повышенная потребность во сне была вызвана различными, не находящими выхода эмоциями.
Другой переоценивал свою потребность во сне, воображая, что его конституция требует десяти или более часов сна, в то время как в действительности его повышенная потребность во сне была вызвана различными, не находящими выхода эмоциями.
Сон, еда, выпивка, курение служили НАМ в качестве средств ухода от всех конфликтов.
Сон, еда, выпивка, курение служили Другому в качестве средств ухода от всех конфликтов.
Еда, питьё, сон, сексуальность являлись НАШИМИ жизненно важными потребностями.
Еда, питьё, сон, сексуальность являлись жизненно важными потребностями Другого.
Интенсивность НАШИХ жизненно важных потребностей, в частности еды, питья, сна, секса, общения, колебалась не только вместе с индивидуальной конституцией, но также зависела от многих других условий: климата, источников удовлетворения, внешней стимуляции, степени тяжести работы, окружающих условий.
Интенсивность жизненно важных потребностей Другого, в частности еды, питья, сна, секса, общения, колебалась не только вместе с индивидуальной конституцией, но также зависела от многих других условий: климата, источников удовлетворения, внешней стимуляции, степени тяжести работы, окружающих условий.
НАШИ потребности возрастали в результате действия бессознательных факторов.
Потребности Другого возрастали в результате действия бессознательных факторов.
Насколько МЫ могли переносить половое воздержание, зависело от НАШЕЙ культуры и индивидуальных особенностей, а также от различных психологических и физических факторов.
Насколько Другой мог переносить половое воздержание, зависело от его культуры и индивидуальных особенностей, а также от различных психологических и физических факторов.
МЫ, нуждаясь в сексуальности как в средстве ослабления тревожности, были особенно неспособны терпеть какое-либо воздержание, даже кратковременное.
Другой, нуждаясь в сексуальности как в средстве ослабления тревожности, был особенно неспособен терпеть какое-либо воздержание, даже кратковременное.
МЫ имели тенденцию с определенной гордостью и удовлетворением смотреть на наше либеральное отношение к сексуальности.
Другой имел тенденцию с определенной гордостью и удовлетворением смотреть на свое либеральное отношение к сексуальности.
Весьма значительная часть НАШЕЙ сексуальной активности являлось скорее выходом для психологических напряжений, чем подлинным сексуальным влечением.
Весьма значительная часть сексуальной активности Другого являлось скорее выходом для психологических напряжений, чем подлинным сексуальным влечением.
НАША сексуальность была скорее средством успокоения, а не подлинным сексуальным наслаждением или счастьем.
Сексуальность Другого была скорее средством успокоения, а не подлинным сексуальным наслаждением или счастьем.
МЫ проявляли не сексуальность, а выражали НАШЕ сложное невротическое состояние, и главным образом выражали НАШУ невротическую потребность в любви.
Другой проявлял не сексуальность, а выражал свое сложное невротическое состояние, и главным образом выражал свою невротическую потребность в любви.
НАШИ сексуальные желания в отношении кого-то проявлялись как сексуальная фиксация на НАШЕЙ матери.
Сексуальные желания Другого в отношении кого-то проявлялись как сексуальная фиксация на его матери.
НАШИ сексуальные желания в отношении кого-то вовсе не являлись подлинными сексуальными желаниями, а служили выражением некоторого успокаивающего контакта для снижения тревожности.
Сексуальные желания Другого в отношении кого-то вовсе не являлись подлинными сексуальными желаниями, а служили выражением некоторого успокаивающего контакта для снижения тревожности.
МЫ высказывали ассоциации, попадали в сновидения (выражающие, например, желание лежать возле груди матери или возвратиться в материнскую утробу), которые предполагали «перенесение» на фигуры отца или матери.
Другой высказывал ассоциации, попадал в сновидения (выражающие, например, желание лежать возле груди матери или возвратиться в материнскую утробу), которые предполагали «перенесение» на фигуры отца или матери.
Такое перенесение было у НАС лишь формой, в которой выражалась НАША потребность в любви или заботе.
Такое перенесение было у Другого лишь формой, в которой выражалась его потребность в любви или заботе.
НАШИ желания в отношении кого-либо воспринимались НАМИ как прямое повторение сходных желаний в отношении отца или матери.
Желания Другого в отношении кого-либо воспринимались им как прямое повторение сходных желаний в отношении отца или матери.
НАША инфантильная привязанность к родителям сама по себе являлась подлинно сексуальной привязанностью.
Инфантильная привязанность Другого к родителям сама по себе являлась подлинно сексуальной привязанностью.
НАША инфантильная привязанность к родителям сама по себе не являлась подлинно сексуальной привязанностью.
Инфантильная привязанность Другого к родителям сама по себе не являлась подлинно сексуальной привязанностью.
В НАШИХ неврозах проявлялись черты любви и ревности, присущие Эдипову комплексу.
В неврозах Другого проявлялись черты любви и ревности, присущие Эдипову комплексу.
НАШ Эдипов комплекс являлся не первичным процессом, а результатом нескольких процессов, разных по своей природе.
Эдипов комплекс Другого являлся не первичным процессом, а результатом нескольких процессов, разных по своей природе.
НАШ Эдипов комплекс являлся НАШЕЙ реакцией, вызванной сексуально окрашенными ласками НАШИХ родителей, или НАШИМ наблюдением сексуальных сцен, или поведением одного из НАШИХ родителей, который делал НАС объектом слепой привязанности.
Эдипов комплекс Другого являлся его реакцией, вызванной сексуально окрашенными ласками его родителей, или его наблюдением сексуальных сцен, или поведением одного из его родителей, который делал Другого объектом слепой привязанности.
НАША семейная ситуация представляла обильную почву для развития у НАС Эдипова комплекса.
Семейная ситуация Другого представляла обильную почву для развития у него Эдипова комплекса.
У НАС имели место сильный страх и враждебность, и в результате их вытеснения у НАС развивалась тревожность.
У Другого имели место сильный страх и враждебность, и в результате их вытеснения у него развивалась тревожность.
НАШ Эдипов комплекс возникал вследствие того, что МЫ льнули к одному из родителей ради успокоения.
Эдипов комплекс Другого возникал вследствие того, что он льнул к одному из родителей ради успокоения.
НАШ развившийся Эдипов комплекс содержал тенденции: чрезмерные требования безусловной любви, ревность, собственническое отношение, ненависть вследствие отвержения.
Развившийся Эдипов комплекс Другого содержал тенденции: чрезмерные требования безусловной любви, ревность, собственническое отношение, ненависть вследствие отвержения.
НАШ Эдипов комплекс был источником невроза.
Эдипов комплекс Другого был источником невроза.
НАШ Эдипов комплекс сам являлся невротическим образованием.
Эдипов комплекс Другого сам являлся невротическим образованием.
МЫ искали любви и привязанности для получения успокоения от тревожности.
Другой искал любви и привязанности для получения успокоения от тревожности.
МЫ искали власти, престижа и обладания для получения успокоения от тревожности.
Другой искал власти, престижа и обладания для получения успокоения от тревожности.
Преобладание поиска власти, престижа или обладания в НАШЕМ невротическом стремлении к успокоению зависело как от внешних обстоятельств, так и от НАШИХ индивидуальных способностей и психологической структуры.
Преобладание поиска власти, престижа или обладания в невротическом стремлении Другого к успокоению зависело как от внешних обстоятельств, так и от его индивидуальных способностей и психологической структуры.
Завоевывая любовь и расположение, МЫ получали успокоение путем усиления контакта с кем-то.
Завоевывая любовь и расположение, Другой получал успокоение путем усиления контакта с кем-то.
НАШЕ стремление к власти, престижу и обладанию давало успокоение через ослабление контакта с кем-то и через укрепление НАШЕГО положения.
Стремление Другого к власти, престижу и обладанию давало успокоение через ослабление контакта с кем-то и через укрепление его положения.
МЫ получали успокоение через ослабление контакта с кем-то тем или иным способом.
Другой получал успокоение через ослабление контакта с кем-то тем или иным способом.
НАШЕ желание доминировать, завоевывать престиж или приобретать богатство и добиваться благосостояния не являлось само по себе невротическим.
Желание Другого доминировать, завоевывать престиж или приобретать богатство и добиваться благосостояния не являлось само по себе невротическим.
НАШЕ желание иметь любовь и привязанность само по себе не являлось невротическим.
Желание Другого иметь любовь и привязанность само по себе не являлось невротическим.
НАШЕ невротическое желание доминировать, завоевывать престиж, приобретать богатство и добиваться благосостояния рождалось из тревожности, ненависти и чувства собственной неполноценности.
Невротическое желание Другого доминировать, завоевывать престиж, приобретать богатство и добиваться благосостояния рождалось из тревожности, ненависти и чувства собственной неполноценности.
НАШЕ невротическое желание иметь любовь и привязанность рождалось из тревожности, ненависти и чувства собственной неполноценности.
Невротическое желание Другого иметь любовь и привязанность рождалось из тревожности, ненависти и чувства собственной неполноценности.
У НАС возникало ощущение власти в результате реализации НАШЕЙ превосходящей силы, будь то физическая сила, или умственные способности, или зрелость и мудрость.
У Другого возникало ощущение власти в результате реализации его превосходящей силы, будь то физическая сила, или умственные способности, или зрелость и мудрость.
НАШЕ стремление к власти было вызвано некоторой особой причиной, связанной с семьей, политической или профессиональной группой, родиной или научной идеей.
Стремление Другого к власти было вызвано некоторой особой причиной, связанной с семьей, политической или профессиональной группой, родиной или научной идеей.
НАШЕ невротическое стремление к власти рождалось из тревожности, ненависти и чувства собственной неполноценности.
Невротическое стремление Другого к власти рождалось из тревожности, ненависти и чувства собственной неполноценности.
НАШЕ нормальное стремление к власти рождалось из силы.
Нормальное стремление Другого к власти рождалось из силы.
НАШЕ невротическое стремление к власти рождалось из слабости.
Невротическое стремление Другого к власти рождалось из слабости.
НАШЕ стремление к власти развивалось, когда НАМ оказывалось невозможным найти средство для снятия тревожности с помощью любви и привязанности.
Стремление Другого к власти развивалось, когда ему оказывалось невозможным найти средство для снятия тревожности с помощью любви и привязанности.
На НАШЕМ пути потребности в любви возникало препятствие, и НАШЕ стремление к успокоению развивалось в форме честолюбия.
На пути потребности в любви Другого возникало препятствие, и его стремление к успокоению развивалось в форме честолюбия.
МЫ испытывали сильную привязанность к своему старшему брату.
Другой испытывал сильную привязанность к своему старшему брату.
МЫ предавались играм и разговорам, но, брат внезапно отверг НАС, ссылаясь на то, что теперь он стал слишком взрослыми для таких игр.
Другой предавался играм и разговорам, но, брат внезапно отверг его, ссылаясь на то, что теперь он стал слишком взрослыми для таких игр.
У НАС неожиданно развилось неистовое честолюбие в отношении учебы.
У Другого неожиданно развилось неистовое честолюбие в отношении учебы.
НАШЕ честолюбие было вызвано разочарованием в любви и привязанности к брату, разочарование было тем более болезненным из-за немногочисленности людей, к которым МЫ могли питать привязанность.
Честолюбие Другого было вызвано разочарованием в любви и привязанности к брату, разочарование было тем более болезненным из-за немногочисленности людей, к которым Другой мог питать привязанность.
НАШ отец был безразличен к НАМ, а мать явно не понимала НАС.
Отец Другого был безразличен к нему, а мать явно не понимала Другого.
МЫ ощутили не только разочарование, но также страшный удар по НАШЕЙ гордости.
Другой ощутил не только разочарование, но также страшный удар по своей гордости.
МЫ не понимали, что изменение в отношении к НАМ брата было вызвано просто его приближающимся взрослением.
Другой не понимал, что изменение в отношении к нему брата было вызвано просто его приближающимся взрослением.
МЫ чувствовали стыд и унижение и воспринимали все это тем более глубоко, что НАША уверенность в себе покоилась на слишком ненадежной основе.
Другой чувствовал стыд и унижение и воспринимал все это тем более глубоко, что его уверенность в себе покоилась на слишком ненадежной основе.
МЫ не были желанным для отца, матери.
Другой не был желанным для отца, матери.
МЫ ощущали собственную незначительность.
Другой ощущал собственную незначительность.
НАШ брат не только предпочитался матерью, но также пользовался ее доверием.
Брат Другого не только предпочитался матерью, но также пользовался ее доверием.
Брак НАШИХ родителей был несчастливым, НАША мать обсуждала свои трудности с НАШИМ братом.
Брак родителей Другого был несчастливым, его мать обсуждала свои трудности с его братом.
МЫ чувствовали себя совершенно никому не нужными.
Другой чувствовал себя совершенно никому не нужным.
МЫ делали попытки добиться любви, влюбляясь снова.
Другой делал попытки добиться любви, влюбляясь снова.
От НАШИХ влюбленности МЫ резко менялись, веселели и начали строить чудесные фантазии на тему своих новых отношений.
От своей влюбленности Другой резко менялся, веселел и начал строить чудесные фантазии на тему своих новых отношений.
НАШ объект влюбленности исчезал из НАШЕГО поля зрения, и МЫ реагировали на новое разочарование подавленностью.
Объект влюбленности Другого исчезал из его поля зрения, и он реагировал на новое разочарование подавленностью.
НАШИ родители не поддерживали НАС в НАШИХ проблемах с отношениями и влюбленностями.
Родители Другого не поддерживали его в его проблемах с отношениями и влюбленностями.
МЫ ярко проявляли свое честолюбие.
Другой ярко проявлял свое честолюбие.
МЫ стремились быть первым в классе.
Другой стремился быть первым в классе.
НАШИ отношения с друзьями, с которыми МЫ дружили ранее, портились.
Отношения Другого с друзьями, с которыми он дружил ранее, портились.
МЫ чувствовали свою незащищенность, так как ощущали себя ненужным.
Другой чувствовал свою незащищенность, так как ощущал себя ненужным.
У НАС развился значительный антагонизм, который не мог быть выражен, потому что НАША мать, доминирующая фигура в семье, требовала слепого восхищения.
У Другого развился значительный антагонизм, который не мог быть выражен, потому что его мать, доминирующая фигура в семье, требовала слепого восхищения.
НАША вытесненная ненависть порождала огромную тревожность.
Вытесненная ненависть Другого порождала огромную тревожность.
У НАС не было возможности повысить чувство собственного достоинства, так как МЫ подвергались унижению и, безусловно, чувствовали себя опозоренным.
У Другого не было возможности повысить чувство собственного достоинства, так как он подвергался унижению и, безусловно, чувствовал себя опозоренным.
НАШИ попытки достичь любви как средства успокоения заканчивались неудачей.
Попытки Другого достичь любви как средства успокоения заканчивались неудачей.
НАШИ невротические стремления к власти, престижу и обладанию служили НАМ не только защитой от тревожности, но также и каналом, по которому у НАС могла выходить вытесненная враждебность.
Невротические стремления Другого к власти, престижу и обладанию служили ему не только защитой от тревожности, но также и каналом, по которому у него могла выходить вытесненная враждебность.
НАШЕ стремление к власти служило НАМ защитой от беспомощности, которая являлась одним их основных элементов НАШЕЙ тревожности.
Стремление Другого к власти служило ему защитой от беспомощности, которая являлась одним их основных элементов его тревожности.
МЫ испытывали такое сильное отвращение к любому отдаленному намеку на беспомощность или на слабость в себе, что старались избегать ситуаций, которые нормальный человек считает вполне обычными, например чье-либо руководство, совет или помощь, любой вид зависимости от людей или обстоятельств, любую уступку или согласие с кем-то.
Другой испытывал такое сильное отвращение к любому отдаленному намеку на беспомощность или на слабость в себе, что старался избегать ситуаций, которые нормальный человек считает вполне обычными, например чье-либо руководство, совет или помощь, любой вид зависимости от людей или обстоятельств, любую уступку или согласие с кем-то.
НАШ протест против беспомощности не проявлялся сразу во всей своей силе, а увеличивался постепенно.
Протест Другого против беспомощности не проявлялся сразу во всей своей силе, а увеличивался постепенно.
Чем сильнее МЫ чувствовали подавленность своими внутренними запретами, тем менее МЫ были способны к самоутверждению.
Чем сильнее Другой чувствовал подавленность своими внутренними запретами, тем менее он был способен к самоутверждению.
Чем более слабым МЫ становились, тем с большей тревожностью НАМ приходилось избегать всего, что хоть в малейшей степени может обнаружить НАШУ слабость.
Чем более слабым Другой становился, тем с большей тревожностью ему приходилось избегать всего, что хоть в малейшей степени может обнаружить его слабость.
НАШЕ невротическое стремление к власти служило НАМ защитой от опасности чувствовать себя или выглядеть ничтожным.
Невротическое стремление Другого к власти служило ему защитой от опасности чувствовать себя или выглядеть ничтожным.
МЫ вырабатывали жесткий и иррациональный идеал силы, который заставлял НАС верить, что МЫ способны справиться с любой ситуацией, какой бы сложной она ни была, и можем справиться немедленно.
Другой вырабатывал жесткий и иррациональный идеал силы, который заставлял его верить, что он способен справиться с любой ситуацией, какой бы сложной она ни была, и может справиться немедленно.
Этот идеал приобретал связь с НАШЕЙ гордостью.
Этот идеал приобретал связь с гордостью Другого.
МЫ рассматривали слабость не только как опасность, но также как позор.
Другой рассматривал слабость не только как опасность, но также как позор.
МЫ делили людей на «сильных» и «слабых», восхищаясь первыми и презирая вторых.
Другой делил людей на «сильных» и «слабых», восхищаясь первыми и презирая вторых.
МЫ доходили до крайностей в том, что считали слабостью.
Другой доходил до крайностей в том, что считал слабостью.
МЫ испытывали большее или меньшее презрение ко всем людям, которые соглашаются с НАМИ или уступают НАШИМ желаниям, ко всем, кто имеет внутренние запреты или не контролирует свои эмоции столь тщательно, чтобы всегда иметь безмятежное лицо.
Другой испытывал большее или меньшее презрение ко всем людям, которые соглашаются с ним или уступают его желаниям, ко всем, кто имеет внутренние запреты или не контролирует свои эмоции столь тщательно, чтобы всегда иметь безмятежное лицо.
МЫ также презирали все эти качества в себе.
Другой также презирал все эти качества в себе.
МЫ чувствовали унижение, если НАМ приходилось признавать собственную тревожность или внутренний запрет, и тогда, презирая себя за свой невроз, МЫ вынуждены были сохранять этот факт в тайне.
Другой чувствовал унижение, если ему приходилось признавать собственную тревожность или внутренний запрет, и тогда, презирая себя за свой невроз, он вынужден был сохранять этот факт в тайне.
МЫ презирали себя за то, что не в состоянии справиться со своим неврозом в одиночку.
Другой презирал себя за то, что не в состоянии справиться со своим неврозом в одиночку.
То, к какой форме власти МЫ стремились, зависело от того, лишение какой власти МЫ более всего боялись или презирали.
То, к какой форме власти Другой стремился, зависело от того, лишение какой власти он более всего боялся или презирал.
МЫ стремились управлять кем-то.
Другой стремился управлять кем-то.
МЫ стремились держать под контролем себя.
Другой стремился держать под контролем себя.
МЫ хотели, чтобы не происходило ничего, что не одобрялось бы НАМИ или чему МЫ не были бы инициатором.
Другой хотел, чтобы не происходило ничего, что не одобрялось бы им или чему он не был бы инициатором.
НАШЕ стремление к контролю принимало ослабленную форму, когда МЫ сознательно предоставляли кому-то возможность иметь полную свободу, настаивая при этом на том, чтобы знать все, что кто-то делает, и, испытывая раздражение, если что-либо остается в секрете.
Стремление Другого к контролю принимало ослабленную форму, когда он сознательно предоставлял кому-то возможность иметь полную свободу, настаивая при этом на том, чтобы знать все, что кто-то делает, и, испытывая раздражение, если что-либо остается в секрете.
НАШИ тенденции все контролировать вытеснялись до такой степени, что не только МЫ, но и НАШИ окружающие были убеждены, что МЫ необыкновенно великодушны, предоставляя свободу кому-то.
Тенденции Другого все контролировать вытеснялись до такой степени, что не только он, но и его окружающие были убеждены, что он необыкновенно великодушен, предоставляя свободу кому-то.
При столь полном вытеснении НАШЕГО желания контролировать, у НАС проявлялась подавленность, сильная головная боль или расстройство желудка, когда кто-то НАШ слишком задерживается, назначает встречу с другими людьми, когда происходит что-то неподконтрольное.
При столь полном вытеснении желания Другого контролировать, у него проявлялась подавленность, сильная головная боль или расстройство желудка, когда кто-то его слишком задерживается, назначает встречу с другими людьми, когда происходит что-то неподконтрольное.
Не зная причину такого рода расстройств, МЫ приписывали их погодным условиям, неправильному питанию или сходным, но не относящимся к делу причинам.
Не зная причину такого рода расстройств, Другой приписывал их погодным условиям, неправильному питанию или сходным, но не относящимся к делу причинам.
То, что выглядело у НАС любопытством, определяется НАШИМ тайным желанием управлять ситуацией.
То, что выглядело у Другого любопытством, определяется его тайным желанием управлять ситуацией.
МЫ склонялись быть всегда правыми и раздражались, если НАМ доказывают НАШУ неправоту, даже по незначительному поводу.
Другой склонялся быть всегда правым и раздражался, если ему доказывают его неправоту, даже по незначительному поводу.
МЫ стремились знать обо всем лучше кого бы то ни было.
Другой стремился знать обо всем лучше кого бы то ни было.
Временами эта НАША черта сильно бросалась в глаза.
Временами эта черта Другого сильно бросалась в глаза.
МЫ, столкнувшись с вопросом, на который не знаем ответа, и, боясь оказаться в неловком положении, делали осведомленный вид, даже если недостаточная осведомленность по данному частному вопросу не может НАС дискредитировать.
Другой, столкнувшись с вопросом, на который не знает ответа, и, боясь оказаться в неловком положении, делал осведомленный вид, даже если недостаточная осведомленность по данному частному вопросу не могла его дискредитировать.
МЫ делали акцент на необходимости заранее знать, что произойдет, чтобы предвидеть и предсказать любую ситуацию.
Другой делал акцент на необходимости заранее знать, что произойдет, чтобы предвидеть и предсказать любую ситуацию.
Такое отношение у НАС сочеталось с отвращением ко всякой ситуации, в которой имеются неконтролируемые факторы.
Такое отношение у Другого сочеталось с отвращением ко всякой ситуации, в которой имеются неконтролируемые факторы.
МЫ не допускали никакого риска.
Другой не допускал никакого риска.
НАШ упор на самоконтроль проявлял себя в отвращении к любой возможности дать НАС увлечь каким-либо чувством.
Упор Другого на самоконтроль проявлял себя в отвращении к любой возможности дать его увлечь каким-либо чувством.
Тяготение, которое МЫ испытывали к женщине, внезапно менялось презрением, как только она влюбится в НАС.
Тяготение, которое Другой испытывал к женщине, внезапно менялось презрением, как только она влюбится в него.
НАМ было трудно позволить себе сколько-нибудь длительное течение свободных ассоциаций, потому что это означало бы потерять контроль и позволить унести себя на незнакомую территорию.
Другому было трудно позволить себе сколько-нибудь длительное течение свободных ассоциаций, потому что это означало бы потерять контроль и позволить унести себя на незнакомую территорию.
МЫ имели, проявляли стремление настаивать на своем.
Другой имел, проявлял стремление настаивать на своем.
Постоянным источником НАШЕГО острого раздражения служило нежелание кого-то делать то, чего МЫ от них ожидаем, и именно тогда, когда МЫ этого хотим.
Постоянным источником острого раздражения Другого служило нежелание кого-то делать то, чего он от них ожидал, и именно тогда, когда он этого хотел.
НАША нетерпеливость была тесно связана с этим аспектом стремления к власти.
Нетерпеливость Другого была тесно связана с этим аспектом стремления к власти.
Любого рода отсрочка, любое вынужденное ожидание было источником НАШЕГО раздражения.
Любого рода отсрочка, любое вынужденное ожидание было источником раздражения Другого.
МЫ сами не осознавали существования управляющей НАМИ установки или, по крайней мере, силы ее действия.
Другой сам не осознавал существования управляющей им установки или, по крайней мере, силы ее действия.
В НАШИХ интересах было не осознавать и не изменять такое отношение, потому что оно исполняет важные защитные функции.
В интересах Другого было не осознавать и не изменять такое отношение, потому что оно исполняет важные защитные функции.
МЫ не хотели, чтобы кто-то тоже его осознавал, потому что в противном случае имеется опасность потери их любви.
Другой не хотел, чтобы кто-то тоже его осознавал, потому что в противном случае имеется опасность потери их любви.
Отсутствие у НАС осознания управляющей установки имело важные последствия для НАШИХ любовных отношений.
Отсутствие у Другого осознания управляющей установки имело важные последствия для НАШИХ любовных отношений.
Если НАШ партнер, друг, любовница не оправдывали ожиданий, если они опаздывали, не звонили, уезжали из города, МЫ чувствовали, что они не любит НАС.
Если партнер, друг, любовница Другого не оправдывали ожиданий, если они опаздывали, не звонили, уезжали из города, Другой чувствовал, что они не любят его.
Вместо того чтобы признать, что НАШИ чувства - обычная реакция гнева на неподчинение НАШИМ желаниям, которые часто не высказываются вслух, МЫ интерпретировали эту ситуацию как свидетельство своей ненужности.
Вместо того чтобы признать, что чувства Другого - обычная реакция гнева на неподчинение его желаниям, которые часто не высказываются вслух, он интерпретировал эту ситуацию как свидетельство своей ненужности.
Чувство, что НАС не любят, было решающим фактором в НАШИХ неврозах.
Чувство, что его не любят, было решающим фактором в неврозах Другого.
МЫ усваивали чувство, что НАС не любят, и неврозы от родителей.
Другой усваивали чувство, что его не любят, и неврозы от родителей.
НАША деспотичная мать, чувствуя возмущение по поводу непослушания ребенка, думала и высказывала вслух, что МЫ ее не любим.
Деспотичная мать Другого, чувствуя возмущение по поводу непослушания ребенка, думала и высказывала вслух, что он ее не любит.
На этой основе у НАС возникало противоречие, которое существенно портило НАШИ любовные отношения.
На этой основе у Другого возникало противоречие, которое существенно портило его любовные отношения.
МЫ не могли любить «слабого» из-за презрения к любой слабости, но МЫ также не могли ладить с «сильным», потому что хотели диктовать свою волю.
Другой не мог любить «слабого» из-за презрения к любой слабости, но он также не мог ладить с «сильным», потому что хотел диктовать свою волю.
Тот, кого МЫ втайне искали, должен был быть сверхсильным героем и в то же самое время быть настолько слабым, чтобы с готовностью выполнять все НАШИ желания.
Тот, кого Другой втайне искал, должен был быть сверхсильным героем и в то же самое время быть настолько слабым, чтобы с готовностью выполнять все желания Другого.
МЫ стремились никогда не уступать, не сдаваться.
Другой стремился никогда не уступать, не сдаваться.
Согласие с чьим-либо мнением или принятие совета, даже если он считается правильным, воспринималось НАМИ как слабость.
Согласие с чьим-либо мнением или принятие совета, даже если он считается правильным, воспринималось Другим как слабость.
Одна только мысль, чтобы так поступить, вызывала у НАС сопротивление.
Одна только мысль, чтобы так поступить, вызывала у Другого сопротивление.
Для НАС такое отношение являлось важным.
Для Другого такое отношение являлось важным.
МЫ были склонны ударяться в другую крайность и из одного только страха уступить, упрямо принимали противоположную сторону.
Другой был склонен ударяться в другую крайность и из одного только страха уступить, упрямо принимал противоположную сторону.
МЫ требовали, чтобы мир приспосабливался к НАМ, вместо того чтобы самим приспосабливаться к миру.
Другой требовал, чтобы мир приспосабливался к нему, вместо того чтобы самому приспосабливаться к миру.
МЫ питали отвращение к перспективе своего изменения, потому что оно будет подразумевать НАШЕ окончательное поражение.
Другой питал отвращение к перспективе своего изменения, потому что оно будет подразумевать его окончательное поражение.
НАША неспособность поступать таким образом оказывала также воздействие на НАШИ любовные взаимоотношения.
Неспособность Другого поступать таким образом оказывала также воздействие на его любовные взаимоотношения.
НАША любовь, что бы она ни означала еще, предполагала, что МЫ сдаемся, уступаем любимой, а также собственным чувствам.
Любовь Другого, что бы она ни означала еще, предполагала, что он сдается, уступает любимой, а также собственным чувствам.
Чем менее МЫ были способны на такую «капитуляцию», тем более неудовлетворительными были НАШИ любовные взаимоотношения.
Чем менее Другой был способен на такую «капитуляцию», тем более неудовлетворительными были его любовные взаимоотношения.
Фактор неспособности на «капитуляцию» имел отношение к НАШЕЙ фригидности, поскольку состояние оргазма заранее предполагало способность давать полную свободу своим чувствам.
Фактор неспособности на «капитуляцию» имел отношение к фригидности Другого, поскольку состояние оргазма заранее предполагало способность давать полную свободу своим чувствам.
НАШ поиск власти являлся НАШЕЙ защитой от беспомощности и от чувства собственной незначительности.
Поиск власти Другим являлся его защитой от беспомощности и от чувства собственной незначительности.
Эту последнюю функцию МЫ разделяли с поиском престижа.
Эту последнюю функцию Другой разделял с поиском престижа. 
+20
02:11
1464
Нет комментариев. Ваш будет первым!